tapirr

Также рeкомендую: Лекция о.Георгия Чистякова об Александре Мене

Протопресвитер Александр Шмеман:

Вторник, 12 октября 1976

<…> Начало «ложной религии» — неумение радоваться, вернее — отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней — правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости — они легко становятся «демоническими», извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: все это соблазны, все это «прелесть». Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у «религиозных» людей радость всегда под подозрением. Первое, главное, источник всего: «Да возрадуется душа моя о Господе…».

Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает. Чувство вины, морализм не «освобождают» от мира и его соблазнов. Радость — основа свободы, в которой мы призваны «стоять». Где, как, когда извратилась, замутилась эта «тональность» христианства или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане «глохнуть» к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?

И вот идут и идут за советом (сегодня — с 7.30 утра, а сейчас десять: исповедь, разговор, разговор, разговор — итого четыре человека с проблемами, не считая просьб о встречах на будущее). И какая-то слабость или ложный стыд мешают сказать каждому: «Никаких советов у меня нет. Есть только слабая, колеблющаяся, но для меня несомненная радость. Хотите?» Не хотят. Хотят разговоров о «проблемах» и болтовни о том, как их «разрешать». Нет, не было большей победы диавола в мире, чем эта «психологизация религии». Доказательство: все что угодно есть в психологии, одно в ней абсолютно невозможно, немыслимо и недопустимо: радость.

***

Понедельник, 17 апреля 1978

За окном — весной светящиеся холмы, деревья. Всегдашняя радость от прикосновения к самой жизни. Может быть, усиленная тем, что в субботу провел некоторое время со студентами других православных семинарий — греческой, украинской, тихоновской. Эти подрясники, бороды, поклоны, вся эта игра в религию чем дальше, тем больше меня отвращают. Подделка, фальшь, да еще пронизанные страхом, неуверенностью… Бедные мальчики. Не в том трагедия христианства, что Христос проповедовал Царство Божие, а явилась Церковь, нет — ибо она для того и «явилась», чтобы возвещать и являть Царство Божие «дондеже приидет», а в том, что она стала самоцелью, перестала быть «явлением», то есть оторвалась от Царства Божия, и сакральность ее перестала быть эсхатологической. Спорят о «штепселях» и «подводке», «проводах», но не о том свете, для которого они только и существуют…

Перечел в эти дни «Жизнь Тургенева» Б. Зайцева. Неискоренимая любовь к XIX веку, как русскому, так и западному. Это эпоха, мне кажется, когда, с одной стороны, в первый раз забрезжил опыт, идея, желанье полноты (плод христианства) и когда, с другой стороны, полнота эта стала трещать по всем швам и распадаться. Наш век живет уже отказом от полноты, бегством каждого в свое — маленькое, ограниченное и потому «негативное», живет, иными словами, редукциями.

Пафос нашей эпохи — борьба со злом — при полном отсутствии идеи или видения того добра, во имя которого борьба эта ведется. Борьба, таким образом, становится самоцелью. А борьба как самоцель неизбежно сама становится злом. Мир полон злых борцов со злом! И какая же это дьявольская карикатура. Неверующие — Тургенев, Чехов — еще знали добро, его свет и силу. Теперь даже верующие, и, может быть, больше всего именно верующие, знают только зло. И не понимают, что террористы всех мастей, о которых каждый день пишут газеты, — это продукт вот такой именно веры, это от провозглашения борьбы — целью и содержанием жизни, от полного отсутствия сколько бы убедительного опыта добра. Террористы с этой точки зрения последовательны. Если все зло, то все и нужно разрушить… Допрыгались.

Пишу это (восемь часов утра), а за окном масса маленьких чистеньких, светловолосых детей идут в школу. В каком мире им придется жить? Если бы еще их заставляли читать Тургенева и Чехова. Но нет, восторженные монахини научат их «бороться со злом» и укажут врага, которого нужно ненавидеть. Но никто не приобщит их к знанию добра, не даст услышать «звуков небес» лермонтовского Ангела. Того звука, про который Лермонтов сказал, что он «остался без слов, но живой». Звук, который один, в сущности, и дает «глубину» нашим «классикам»…

**

Также рeкомендую: Лекция о.Георгия Чистякова об Александре Мене

Елена Дорман приводи из Дневников о.А.Шмемана:

Зачем нужны епископы.

!"Я спрашиваю себя (и делаю это после каждого Собора): в чем незаменимость, я бы даже сказал — необходимость епископов? Почему, будучи почти всегда просто вредными на уровне «текущих дел», они нужны и полезны на каком-то другом, неизмеримо более глубоком уровне, который один, в сущности, важен, делает Церковь Церковью? Я знаю, всегда знаю, что это именно так, но как «выразить» это знание?
Когда думал об этом сегодня, идя домой со станции, вдруг в сознании явственно прозвучали слова: «на недвижимом камени». Епископы — «недвижимый камень» в двух возможных смыслах этого выражения. В отрицательном: именно камень — мертвого авторитета, страха, самоуверенности и т.д., и отсюда, как я говорю, — вред их на уровне повседневных «дел». Но и в положительном. Вот вчера они временно забраковали кандидатуру во епископы о. Б.Г., притом одной из причин, как мне говорили, было то, что он «инноватор» . Сначала меня это взбесило: что, мол, де было бы с нашей Церковью без нашего «инноваторства», то есть, по-нашему, — возвращения к подлинному Преданию и т.д. А потом, поостыв, подумал: так, да не так. Пускай они туги на принятие хорошего, но зато и плохого «инноваторства» не пропустят. Хорошее, если оно подлинно, церковно, истинно, — все-таки рано или поздно пробьется, процветет даже и сквозь епископскую обструкцию (укорененную, главным образом, в чеховском «как бы чего не вышло…»). А плохое будет задержано. И еще: чтобы процвело хорошее, достаточно иногда одного «хорошего» епископа; чтобы задержать плохое — нужны они все, нужны как именно камень. Епископы по самой своей функции — носители в Церкви консерватизма в самом глубоком смысле этого понятия, веры в то, что на глубине Церковь не меняется, ибо она сама есть «недвижимый камень». Но так как в Церкви, больше чем где-либо, «веет Дух», но и «духи», этот консерватизм абсолютно необходим, хотя он неизбежно и все время вырождается в консерватизм тупой. С епископами в Церкви почти всегда трудно, мучительно, но в лучшие минуты знаешь, что в Церкви должно быть «трудно», что «многими скорбями…». И потому, проведя с этим «трудно» и «мучительно» всю жизнь, я, несмотря на все, верю в епископство той же верой, которой, несмотря ни на что, верю в Церковь."

Каменты:

Дарья Надеина вот именно поэтому мне не понравился шмеман. приспособленчество. не хватило смелости продолжить свои размышления в сторону "возвращению к преданию" в смысле освобождения от давно потерявших практическое значение институтов епископства. не пошел он против этого. потому что это череповато.

Дмитрий Свердлов при всей моей любви к о. А. как выразился один мой служаший друг. "его бы на полгодика к нам в собор третьим. вот тогда бы послушал". это какая-то романтизация. попытка объяснить необъяснимое

Елена Дорман Не романтизировал, слишком хорошо знал историю. И послушал бы, не удивляясь. "В отеле Sheraton в 7.30 утра, перед открытием Собора. Приехал вчера днем и сразу же попал в привычную атмосферу, которую и определить-то по-настоящему трудно, но которая, в той или иной степени, всегда налицо. Атмосфера, составляющая гегельянский «тезис» моего отношения к Церкви — то есть некое отчаяние. Бездарный, трусливый епископат, чувствующий себя , в сущности, чужим на соборе своей собственной Церкви. Столь же [растерянный] митрополичий совет: уже вчера же вечером я сцепился с его членами, которые дальше «обсуждения финансов» ничего не видят.

Ксения Лученко Нет, Лена, это всё равно "не то". Он просто не видел и не представлял себе то, что будет в России в 90-е-00-е-10-е. Это невозможно было вообразить даже при уме отца Александра, даже зная советских архиереев (а он знал их экспортный вариант, не знал, что в епархиях, на местах творится).

Елена Дорман Ксюш, мы имеем сейчас разновидность общего, увы. И это пройдет, как ни странно. И будет другое, мало чем лучшее. Как и было. И каждый раз все говорили - вот, такого никогда, нигде, если бы... Мы преувеличиваем исключительность своего времени и своего ужаса. И забывает о большой перспективе.

Елена Дорман А институт епископства вообще есть?

Ксения Лученко Институт вообще есть. Хотя именно как институт Спаситель его не устанавливал. Есть епископ как служение, а что это должен быть монах или богатый монах, дружащий с губернатором, монах, обладающий безграничной властью над другими людьми и пользующийся ею бесконтрольно и так далее - это есть не "вообще", а в наших исторических обстоятельствах.

**

Евгения Мария Сеньчукова: Епископы необходимы экклезиологически. Иерархия - основа земной Церкви, это факт, если угодно, догматический. Отец Александр попытался выразить это идею эмоционально. Понимаю, о чем он. (Тут мне очень нравится оговорка "если угодно". Вот именно. Кому угодно? А если не угодно? Какой Собор установил такой догмат? Каноны же - в отличии от догматов - это, по определению либо то, что со временем меняется, либо то, что необязательно к исполнению - tapirr)

thomas_cranmer Томас Кранмер: Я, увы, не разделяю эмоций о. Александра, хотя разделяю его выводы - епископат нужен. Я честно скажу - я не знаю, для чего он нужен конкретно. Но я знаю, что он был всегда и, главное, везде. До протестантской Реформации история не знает случаев, чтобы самодостаточное сообщество христиан, сколь угодно изолированное, отказалось от епископата или пересмотрела их сакраментальную роль (совершение евхаристии и, главное, рукоположение других клириков).

Но административная роль епископа могла быть очень разной - и это тоже факты истории. В Ирландии епископы были помощниками аббатов - своего рода бесправные старцы с харизмой посвящать в сан. В Церкви Востока они имели не территориальную юрисдикцию, а этническую. В Эфиопиии всю ее историю до Хайле Селасие епископ был лишь один, он жил в царском дворце и вообще ничем не управлял (и почти не служил, бо не знал языка), только рукополагал (порой сотни людей за раз). В истории православия и католичества есть примеры как территориальных юрисдикций во главе с пресвитерами (архимандрии, территориальные аббатства, прелатуры), так и епископов безо всякой юрисдикции вообще (викарии).

Говоря проще, у епископа _нет_ никакой определенной роли в церковном управлении. Какая бы ни была ну него основная роль (сакраментальная, пастырская, - я не знаю), никакого определенного места в церковном управлении за ним не закреплено.

Смотрите, какое фото!
Наши любимые люди:

x_07ef3cc7

Приводит

frau_f Тем, кто поймет

"Начало "ложной религии" — неумение радоваться, вернее — отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней — правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости - они легко становятся "демоническими", извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: всё это соблазны, всё это "прелесть".

Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у "религиозных" людей радость всегда под подозрением.

Первое, главное, источник всего: "Да возрадуется душа моя о Господе…"

Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает"

(прот. Александр Шмеман. Дневники. 12 октября 1976 года).

Павел Мейендорф: Литургический путь Православной Церкви в Америке XX в.

Несколько фрагментов:

**

Пять епископов, включая архиепископа Северо-Американского Тихона (Отзывы I. С. 537), высказались

за чтение вслух так называемых тайных молитв.

Многие епископы выступали за отмену повторяющихся ектений и молитв, с одной стороны,

и за расширение библейских чтений и возобновление проповедей, с другой.

Архиепископ Тихон поднял вопрос о «новом» календаре, особенно, в связи с Американской епархией, где все общество жило по григорианскому, а не по юлианскому календарю.

Этот краткий анализ указывает только на открытость литургической реформе и возрождению, которая существовала в русской церкви накануне революции. Трагические события, которые затем последовали, разрушили все возможности к осуществлению этих реформ в жизни. Намеченный Церковный Собор не был проведен, а Собор 1917–1918 гг. смог только восстановить патриаршество и выбрать Тихона в качестве главы церкви. Политика уничтожения церкви началась сразу после революции, и дальнейшее обсуждение вопросов внутренней жизни церкви, особенно связанных с литургией, стало невозможным.

**

Три десятилетия, которые о. Александр Шмеман посвятил работе в Америке, отмечены удивительными преобразованиями в церковной жизни, особенно литургической. Английский становится общепринятым языком богослужения в большинстве приходов. Первоначально используемые английские тексты были переводами со славянского языка, сделанными церковью по поручению архиепископа Тихона в начале века. Но в 1960–1970 гг., стали появляться новые переводы, сделанные прямо с греческого, более научно обоснованные и на лучшем английском языке. Эта работа продолжается и до сих пор.

Александр Шмеман положил основание евхаристическому возрождению. Там, где причастие раз в год было нормой церковной жизни, теперь значительная часть мирян участвует в таинстве каждую неделю. Общая исповедь проводится во многих приходах как дополнение к личной исповеди. Прежнее требование, чтобы исповедь предшествовала каждому причастию, теперь не обязательно для тех, кто причащается регулярно и часто. Так называемые тайные молитвы, главным образом евхаристический канон, теперь читаются вслух в большинстве церквей. Для того чтобы изъяснить экклезиологическую сущность крещения, оно часто совершается вместе с Евхаристией, обычно в воскресное утро в присутствии всех прихожан. Для того чтобы дать возможность семье работающих прихожан посетить праздничные литургии, попадающие на будние дни, они часто совершаются вместе с всенощной — вечером накануне церковного праздника.

**

Два года назад Литургическая комиссия православной церкви в Америке провела опрос духовенства с целью определить:
1) что фактически делается в приходах и
2) что духовенство хотело бы видеть сделанным в области литургии.

Результат был поразительным, особенно если его сравнить с ситуацией прежних лет.

80% священнослужителей читают вслух весь или часть евхаристического канона;

95% священнослужителей одобряют частое причастие;

52% проводят общую исповедь, как правило, ежемесячно;

39% проводят крещение вместе с евхаристической литургией

(69% хотели бы делать то же самое, если бы епископы благословили их и дали указания);

21% совершают вечернюю литургию накануне некоторых праздников

(55% делали бы это, если бы получили благословение епископов).

( Read more... )

Оригинал взят у

3axap_kap_kap в Что общего?

«Я глубоко убежден, что в начале революции такое явление, как «Живая церковь» (и иные «пресвитерианские» движения в другие времена и в других условиях), были вызваны именно подчеркиванием «неравенства» со стороны самих епископов. В настоящий момент я с глубокой скорбью слежу за тем, как все более и более проявляется тенденция епископата провести «грань» между ним и прочим Телом Церкви. В борьбе против идеи «царского священия» (царственное священство) всех христиан, в борьбе против идеи соборности, включающей помимо епископата и священство, и монашество, и мирян, в стремлении признать епископат в целом носителем непогрешимости и исключительного права учительства, и подобных вещах, я вижу страшную реакцию, могущую гибельно отозваться на судьбах Церкви в будущем». Протоиерей Георгий Флоровский

«Я глубоко убежден, что подлинное религиозное чувство абсолютно несовместимо ни с каким “украшением”, ни с какими благочестивыми словесами. И когда христианство становится украшением, а не красотой, благочестием, а не верой, оно выдыхается». Протопресвитер Александр Шмеман

( Read more... )

( Read more... )

фото приводит Егор Агафонов

Честна пред Господом смерть преподобных Его!

++

Сегодня исполняется 30 лет со дня смерти прот. Александра Шмемана.

"…И если я делаю эту Христову жизнь своей, своими эту жажду и алкание Царства, своим это чаяние Христа, своим опыт Христа, как жизни, тогда и сама смерть моя становится восхождением в Жизнь. Я не знаю, когда наступит и как совершится последнее исполнение всего в Боге. Мне ничего не известно о всех этих “когда” и “как”. Но я знаю, что во Христе уже началась Пасха мира, переход и претворение его в Царство Божие, и что светом этой Пасхи, ее миром и радостью в Духе Святом уже пронизана жизнь — ибо Христос воскрес и Жизнь жительствует."

Когда я читал книжку Эрика Берна "Игры, в которые играют люди", - пишет

desna_city, - мне пришло в голову, что там не хватает еще одной игры - игры в Церковь. Игры, которая слишком часто замещает собой христианскую, церковную жизнь. Той самой сложной игры, в которую мы, увы, слишком часто играем вместо того, чтобы просто следовать за Христом.

К 40-летию письма прот.А.Шмемана

К вопросу о литургической практике

(письмо моему епископу)

I

Ваше Блаженство! С большим вниманием и интересом я прочел инструкцию по литургической практике, которую Вы адресовали духовенству епархии Нью-Йорка и Нью-Джерси 30 ноября 1972 г.

Я вполне понимаю и разделяю Вашу обеспокоенность положением в литургической практике, которое, несомненно, чрезвычайно серьезно и требует исправления и руководства со стороны нашего епископата. Именно из-за серьезности, глубины и широты проблем, бросающих нам вызов сегодня, я осмеливаюсь почтительно предоставить Вам некоторые мои мысли, вызванные этой инструкцией. Посвятив большую часть моей жизни изучению и преподаванию литургики, я могу уверить Вас, Ваше Блаженство, что у меня нет иной цели, кроме попытки внести ясность в вопросы, которые может вызвать эта инструкция, и что я делаю это в духе полного и безусловного повиновения долгу епископа "верно преподавать слово" божественной Истины.

II

Вопросы, поднятые инструкцией, кажутся мне достаточно серьезными. Прежде всего, я должен признаться Вам, что меня настораживает то, что, по-видимому, составляет основную исходную предпосылку и на что ссылается весь документ, а именно, что самоочевидная, естественная и, по-видимому, абсолютная норма для нашей литургической жизни и практики находится исключительно в дореволюционной Российской Церкви или, ссылаясь на инструкцию, "в типовых богослужебных книгах, которые регулярно издавались Святейшим Синодом Российской Православной Церкви".

Меня также настораживает противоречие между этим утверждением и документально обоснованным фактом, что сама Российская Церковь голосом ее собственного епископата находила литургическую ситуацию в дореволюционной России чрезвычайно неудовлетворительной и требующей существенных поправок и изменений. Чтобы представить себе степень этой неудовлетворенности и поистине пастырскую озабоченность русских епископов, достаточно прочесть "Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе", составленные при подготовке к Великому Собору Российской Церкви и опубликованные в 1906 г. Российским Святейшим Синодом (т. I, с. 548; т. II, с. 562). Я хочу подчеркнуть, что эти доклады были написаны не представителями академических групп или направлений, а консервативными и занимающимися активной пастырской работой епископами, которые ясно видели растущий номинализм и неразбериху, происходящие как раз из "типовых книг" и Типикона, не пересматривавшихся с 1682 года.

"Богослужение, пишет, например, епископ Серафим Полоцкий, совершается духовенством, а народ, если он и молится в это время, то его молитва является частною, а не общественною, потому что она обыкновенно имеет очень мало связи и внутренней и внешней с тем, что делается в это время в церкви" (I, с. 176). Епископы, которые пишут о литургии, почти в один голос просят дать приходской типикон, отличающийся от монастырского, ибо очевидная невозможность следовать последнему приводит к тому, что, по словам епископа Минского Михаила, "49 000 приходов отправляют нестандартные службы" (I, 40). Они просят укоротить службы, "которые стали непонятны, а потому скучны", пересмотреть рубрики и сделать новые переводы с церковнославянского языка на русский. Они видят нужду в некоторых изменениях самой Божественной литургии. Именно апостол американского православия, будущий Патриарх Тихон, тогда архиепископ Алеутский и Северо-Американский, предложил "сократить часто повторяемые ектении" и "читать гласно некоторые тайные молитвы" (I, 537). Его поддержали архиепископ Варшавский Иероним ("следует без всяких вопросов отменить ектении об оглашенных", II, 287), епископ Константин Самарский (I, 441) и другие. "Необходимо пересмотреть церковный устав, пишет епископ Георгий Астраханский*. Эта священная книга, предназначенная регулировать формы и порядок церковного богослужения, не подвергается никаким изменениям с 1682 г., и за этот продолжительный срок неподвижности успела приобрести в глазах ревнителей благочестия характер чего-то вечного, догматически неизменного; но именно вследствие этого устав перестал быть регулятором церковной жизни... Необходимо реформировать устав и приспособить его к законным запросам верующего мирянина, чтобы устав сделался понятным и удобоисполнимым и в современных условиях жизни. Тогда устав может сделаться снова жизненным руководителем церковной жизни... Реформа устава находится в полном согласии с предыдущею деятельностью Церкви в этом направлении" (I, 324). Очевидно, что русские епископы видят в номинальном, непонятном и часто несовершенном богослужении причину отчуждения народа от Церкви, растущего успеха сект и прогрессирующей дехристианизации русского общества.

Российский Собор 1917- 1918 гг., при подготовке к которому были написаны эти доклады, был прерван прежде, чем смог разрешить литургические вопросы. ( Read more... )

Завеса появилась в истории значительно раньше иконостаса, и, конечно, значение ее весьма отличалось от того, которое ей приписывают сегодня, т. е. что определенные действия не должны быть видны верным (см. свт. Симеон Солунский. Писания святых отцов и учителей Церкви, касающиеся объяснения православного богослужения. Санкт-Петербург, 1856, т. II, с. 186-187). Название "царские врата" до сравнительно недавнего времени (см., например, работу того же Симеона) относилось к дверям самой церкви, а не к дверям иконостаса. Как бы ни менялось со временем значение завесы, ясно, что сейчас она просто дублирует иконостас. Лично я убежден, что современная греческая практика, в которой двери совсем не закрываются в течение всей литургии, значительно более верна истинному духу Евхаристии и православного понимания Церкви, чем практика Русской Церкви, которая, кажется, постоянно подчеркивает разделение между народом Божьим и клиром.

Именно из этой позднейшей практики выросли реальные злоупотребления: пение во время причащения клира так называемых "концертов", перенос проповеди с ее первоначального места после чтения Евангелия на время после причастна ("киноника"), "чтобы занять внимание верующих", как с иронией пишет русский епископ, и даже изменение самого порядка литургии (так, например, в российских "типовых" книгах молитва благодарения по получении Святых Даров была просто перенесена со своего первоначального места после ектении "Прости! Приимше... " также на время после причащения одного только клира). То, что здесь происходит неразбериха, видно и из рубрик, которые утверждают, что дьякон, стоящий во время Возвышения Даров вне алтаря, когда "видит, что священник берет Святой Хлеб", должен сказать: "Вонмем!" Как, однако, дьякон должен увидеть это, если врата закрыты и завеса задернута, как это делается сейчас в России? Более того, в России царские врата бывают закрыты во время всей анафоры, в то время как в Америке, (благодарение Богу) мы открываем их по крайней мере на "Верую".

Надо надеяться, что, когда мы снова обретем православное понимание божественной литургии как общего моления, общего приношения, общего благодарения и общего причащения, т. е. когда мы вернемся от наших новых и сомнительных обычаев к подлинной православной традиции, открывающейся нам в наших литургических текстах и комментариях отцов, будет исправлено прискорбное положение дел, преобладающее сегодня, при котором верующие более посетители, чем участники богослужения.

Ваше Блаженство! Этими замечаниями я хочу сказать только одно, что нам крайне необходимо истинное попечение о богослужении, действительное усилие, для того чтобы сделать его снова тем, чем оно должно быть для Церкви, источником ее жизни, откровением и проводником веры, средством ее роста и освящения, центром и исполнением ее единства. Пусть это попечение, как неотложная задача, выполнения которой мы ждем от наших епископов, укореняется в словах Господа: "Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь" (Ин 6: 63).

Богоявление, 1973

опубликован в церковном официозе.

Что ОЧЕНЬ важно.

http://e-vestnik.ru/church/shmeman_ispoved_6986/ (см. тэг).

Но доклад половинчатый всё же.
Предлагает перед причастием всё же устраивать "общую исповедь".

Считаю, что она - тоже профанация таинства Покаяния.
И такая прктика - это просто полумера для тех, кто ещё не отваживается начать практиковать эти да таинства вообще отдельно.

Священник Вильям Миллс: «Отец Александр Шмеман не боялся говорить правду, и во многом был пророком, Божьим человеком»

напоминает

d_st75

"Страшная цена разложения"

"Вместо того, чтобы понять "перемены" и потому справиться с ними, Православие оказалось попросту раздавленным ими.
На деле оно изнутри определено и окрашено и подавлено как раз теми "переменами", которые оно отрицает, определено неким "надрывом".

Этот надрывный уход каждого - будь то к "Отцам", будь то к Типикону или же в католичество, в эллинизм, в "духовность", в русизм, в быт, в безбытность, но непременно уход, отрицание сильнее, чем утверждение, это цепляние за стиль, за форму, за букву, этот страх, пронизывающий православный "мир".

Этот все ускоряющийся распад Церкви, лишенной "православного мира", эта невозможность для православных что-либо понять, даже друг друга, полное отсутствие православной мысли как понимания и оценки истории: все это брызги, плоды того же основного кризиса - внутреннего, глубинного, "а- и анти-историзма" Православия или, вернее, православного мира, неспособности его справиться изнутри с основной христианской антиномией - "в мире сем, но не от мира сего", неспособности понять, что самый что ни на есть "православный" мир все же именно "от мира сего" и что всякая его абсолютизация есть измена Христу.

И пока Православие измену это не осознает, оно будет продолжать разлагаться, как оно сейчас разлагается.
Эту страшную цену разложения мы платим за то, что сотворили себе кумира, сотни кумиров.

За то, что в основном христианский опыт - "проходит образ мира сего" - не включили или, вернее, из него выключили - свой собственный "православный мир".

И когда он, в греховном грохоте, распался, все хотим "восстановить" его и возродить.

Дневники (Суббота, 19 января 1974)

Источник: http://shmeman.ru/modules/news/article_storyid_29.html

**

Почему я так ценю о.Александра Меня?
Потому что то, что о. Шмеман здесь диагностирует, он умел (в себе, в своём православии) вылечить:
он был человеком современности и человеком будущего,
у него было трезвое и христианское (библейское) понимание и оценка истории;
что христианин "в мире сем, но не от мира сего" он постоянно пытался внушить своим чадам.

"Вот тема, в которой я был бы рад откликам. А то меня спрашивают протестанты, в чем различия протестантизма и православия, но мне не нравится, когда спрашивают как историка - как скажешь, мол, так и есть. Я вообще не уверен, что есть различия, о которых стоит говорить. Вот, к примеру, с моей точки зрения - исповедь и покаяние резко отличают православие от протестантизма, но у меня есть много знакомых православных, в т.ч. священников, которые абсолютно равнодушны к этому. Кстати, Шмеман был против исповеди, во всяком случае, в ее нынешнем виде. Да и у католиков исповедь - вовсе не то, что у нас имеется. И в Греции, насколько я понимаю... В общем, всегда есть опасность счесть "особенностью" нечто сугубо частное и временное. Вот что я написал, читая мемуары Трауберг:
Если есть "православие", то в чём оно? Ответов много. Есть утончённый интеллектуальный ответ - "теозис". Выработали этот ответ наиболеее озабоченные "отличием" русские эмигранты (Владимир Лосский во главе этого уголка), подхватили - тысячи советских людей. Уголок остался уголком, даже стал ещё более углом, потому что, чем длиннее становятся стороны угла, тем мрачнее и пыльнее в этом углу. Ответ очень удобный для греха, потому что теозис есть нечто, про что каждый может спокойно сказать: у меня есть. А у другого - нет, он слишком гордый.

Есть и другой ответ - Натальи Трауберг о православии:

"Лучше всего его выражают Заповеди блаженства и слова об "унизивших себя" или "умалившихся". Заметьте: не униженных, те сплошь и рядом хотят реванша, а добровольно или хотя бы по некоторым свойствам взявших крест отверженности. Частью совпадают с ними, частью их дополняют слова Епифания Премудрого о св. Сергии: "…тихость, кротость, снова молчание, смирение, безгневие, простота без пестроты…" Получается не отверженность в духе контркультуры, а сочетание духовного света с незаметностью в падшем мире. ... Но как часто видишь то, что именно эти черты подменяют бутафорией! Отделение от мира? Значит, сухость и чёрствость".

Что характерно, Трауберг тут же отмечает, что бутафория не щадит и католиков. Да никого она не щадит! Сухости и чёрствости у протестантов, даже у самых восторженных ("харизматичных") предостаточно. Тем не менее, грех один, а добродетели, на которых грех паразитирует, разные. У протестанта сухость паразитирует на свободе, у католиков на дисциплине, а вот у православных - именно на смирении."