"Мне хочется рассказать о том времени, когда я писала эту свою книгу.

1982-й год. Кто-то пережил то время 80-х в Новой Деревне вместе со мной, кто-то сам по себе, а кого-то оно и миновало.
Время, когда верующий человек из «дикого племени интеллигентов» (по удачному выражению Сергея Сергеевича Аверинцева) был под пристальным наблюдением (опекой) КГБ.

Время, когда по дороге от остановки автобуса на «уголке» и до самой Сретенской церкви в Новой Деревне – 1 км, – идя по обочине ранним утром на службу, я неизменно видела на шоссейной дороге (улица Центральная) некую черную машину, словно сопровождавшую меня (и не только меня) до самого поворота к храму.

Время, когда вызывали на Лубянку для допросов, а порой и арестов, духовных чад отца Александра Меня. И не только их! Мне никогда не забыть, как однажды после всенощной, которую служил наш тогдашний настоятель (отца Александра не было), меня вместе с другими певчими вежливо, но настойчиво, попросили зайти в настоятельский кабинет, где сидели несколько суровых дам из местного исполкома, которые допрашивали бедных бабушек-певчих (все пенсионеры) – на предмет, сколько они получают от храма за свое пение (даже 30 рублей грозили лишением пенсии). От допроса меня спасла тогда одна из бабушек, буквально загородив меня от начальства и вытолкав из комнаты (мне-то точно грозило увольнение). Признаюсь, что все 3 км до станции бежала со всех ног с трусливо бьющимся сердцем. Но утром приехала готовая ко всему (сразу появилась староста: «Ты почему вчера сбежала?» - «Спешила на электричку. Ехать далеко, поздно ведь, а дома ждет семья…» - «В следующий раз – не вздумай убегать» - «Обещаю»).
Это время, когда на обычной всенощной под воскресенье пели от силы три-четыре старушки (молодежь приезжала утром в воскресенье, когда отец Александр или служил, или исповедовал).

И однажды, когда рядом со мной стояли только именно три или четыре старушки (я их называла «наши ветераны») с давно изношенными голосовыми связками, но еще хорошим музыкальным слухом, отец Александр, выйдя из алтаря, глянул на наше «певческое воинство» и бодро спросил: «Ну что, капелла Романа Сладкопевца, готовы?». Мы даже охнули от неожиданного то ли комплимента, то ли от желания отца подбодрить нас. И хорошо ведь нам тогда пелось, особенно если в удобный момент отец между возгласами вставал рядом с нами и «подпевал». Ничего себе подпевал! – кто его слышал, знает, что он сам был способен заменить одним собой любой хор – каким богатым был его голос!.. С того времени я сказала, что Роман Сладкопевец – покровитель нашего левого хора.

Это время постоянной грязной клеветы на отца Александра с самых разных сторон. Время, когда его всеми способами старались изгнать из храма, а меня с клироса (но в то время меня некому было заменить): «жидам не место в православном храме».
Время, когда чтобы попасть на службу (а это минимум 4 поездки в неделю, не считая заказных служб, такие бывали, и отпеваний между обязательными днями – среда, утро и вечер субботы и воскресенье), мне приходилось изобретать массу «уважительных причин», главной из которых было «посещение Врача» (так и записывала - неизменно с большой буквы в Кондуите - особой книге, где мы были обязаны заранее писать время своего отсутствия на работе по уважительной причине, чтобы оправдать свое отсутствие в рабочее время).


Время, когда отец просил не читать в транспорте ни Евангелие, ни молитвенников (однажды в метро некая суровая дама, увидев у меня в руках Акафистник, который я читала в дороге, строго потребовала предъявить ей его, пытаясь выяснить где издан; спасибо брюссельской «Жизни с Богом», они не напечатали выходных данных, но я все равно скорее забрала книгу и выскочила из поезда, как только открылись двери, - раньше, чем мне было надо).

Именно в этом 1982-м или около того, точно не помню, как-то рано утром меня перехватила Мария Витальевна Тепнина на Ярославском вокзале, чтобы я сообщила отцу о ночном аресте отца Глеба Якунина и изъятии у него большого количества книг – естественно, духовного содержания – от Евангелий до Бердяева и подобных запрещенных изданий.
Время, когда действовала уголовная статья за «обучение религии», как в ней было написано.



И именно тогда – в 1982-м (35 лет назад) – отец однажды сказал мне: «Соня, я решил попросить вас написать Ветхий Завет для детей. То, что нам осталось от старых времен, не годится, а ничего нового нет…». Просьба и напугала меня, и обрадовала – отцовским доверием. Но - как я справлюсь с такой задачей?.. как выбрать из множества библейских книг именно то, что нужно?.. Всё это отец понял по моему виду и тут же добавил: «Я дам вам план… и вы поймете…». До этого я писала свои сказки во время обеденных перерывов на работе – они странным образом словно сами рождались во мне и требовали выхода на бумагу. Естественно, я приносила их отцу на исповедь – вот, дескать, чем я развлекаюсь в свободное от работы (а то и во время работы) время. Неожиданно они ему понравились, и видимо это послужило толчком к его просьбе о написании Ветхого Завета для детей.
Вскоре или в тот же день, уже не помню, отец дал мне план, сказав: «Начните с Авраама. Просто потому, что это первый исторически засвидетельствованный персонаж… ну и – начинайте писать».

И вот, в описанных выше условиях я открываю Библию. Авраам впервые появляется в Быт 11 (еще как Аврам), но мой взгляд падает на первые строки 12-й главы Бытия:

«И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе». Всё мое существо в тот момент пронизала дрожь: мне показалось, что эти слова сказаны лично для меня – чтобы войти в историю Авраама, в сам Ветхий Завет, мне надо выйти всем моим сознанием, чувствованием из той враждебной для верующего человека среды, из этого времени гонений за веру, выйти из проблем семьи и быта – по крайней мере на время писания – и целиком погрузиться в то время и пространство, о которых мне предстоит написать. И не только ради книги, но и ради самой себя – чтобы вслед за Авраамом пойти туда, куда мне укажет Господь. Так я начала писать эту книгу.

И однажды, когда я отдала отцу последнюю главу, он подошел ко мне в храме и шепнул на ухо: «Это лучшее из всего, что я читал для детей…» и показал большой палец. Но самое главное – мне трудно передать ту радость, которую я испытывала, погружаясь в ту или иную библейскую историю или в тот или иной библейский персонаж: внешний мир со всеми его гонениями, несправедливостью, злобной клеветой словно отступал от меня. Казалось, что не я уходила от него, от его сродства, а Некто уводил меня от него… Слова, сказанные некогда Авраму-Аврааму, всплывают во мне всякий раз, когда я оказываюсь в трудных обстоятельствах, словно Бог через Своего Сына говорит мне: «Оставь всё этому миру, выходи из него и иди туда, куда Я укажу тебе…».

Добавлю только, что библейский рассказ до Авраама отец написал сам в виде некоего чернового варианта (к сожалению, не сохранился), попросив переписать его в моем стиле изложения. Это 5-я глава в книге, о чем там и сказано в примечании. А об издании книги замечательно написал Валентин Михайлович Серебряков, благодаря которому книга вышла в настоящем издании, а ведь когда-то отец мечтал ее издать. Хотел поместить в ней иллюстрации современного художника, но это не удалось, и он выбрал для иллюстраций гравюры немецкого художника 19-го века Юлиуса Шнорре фон Карольсфельда. Их мы с Валентином Михайловичем и решили сохранить в этом издании – в память об участии отца Александра в этой книге.

Рукова С.А. 29 августа 2017 г.

P.S. Кого-то смущало включение в книгу библейских текстов в синодальном переводе. Мы говорили об этом с отцом Александром, но в то время и не было новых переводов на русском языке, да и никто бы не позволил их печатать. И отец согласился со мной, что все равно синодальный перевод будет существовать еще долго, и если кто-то и будет заниматься с детьми (тогда это казалось фантастикой), то все равно долго будут ссылаться на этот перевод. Поэтому я выбирала отрывки по возможности аккуратно, проживая их сама не как читатель, а буквально как свидетель, а иногда и участник событий.

И, наконец, вся работа настолько захватила нас обоих, что я писала очень быстро, несмотря на загруженность работой в качестве математика в «Советской Энциклопедии», службами в храме и бытом в семье. А отец к очередной нашей встрече уже приносил мне план очередной главы, иногда с подглавками. Так что вся работа заняла у меня месяцев 6-7, как мне кажется. Знавшие темпы работы, как и служения, отца Александра помнят, что за ним было трудно угнаться.