tapirr

"- Как при этом Меню удавалось избежать репрессий со стороны КГБ? Того же Сахарова, например, сослали в Нижний Новгород...

- КГБ все время ходил за ним по пятам. Но, во-первых, прогнила система. Во-вторых, Сахаров в силу своей общественной позиции общался с иностранными корреспондентами и общественными деятелями. Его отправили в Нижний, чтобы изолировать от иностранцев. Отец Александр общался с бабушками своего прихода и московской интеллигенцией, которая к нему ездила. А ездила к нему интеллигенция всех поколений. Люди старшего поколения уже давно умерли, а самым младшим его духовным детям еще не исполнилось и 20. В ребенке восьми лет он видел человека, с которым надо говорить серьезно. Но это все были советские граждане. Те иностранцы, что общались с отцом Александром, великолепно знали русский язык, и были настоящими конспираторами. Я подозреваю, что органы об этом и не догадывались.

Отец Александр дружил с русской француженкой Анастасией Борисовной Дуровой, которая работала во французском посольстве. Она очень помогала отцу Александру и всем нам. Она умела выйти из посольства и, пять раз пересев из поезда в поезд, оторваться от хвоста. То же самое умели делать и писатель Ив Аман, автор книги об отце Александре, и отец Антоний Эленс, и многие другие. Я подозреваю, что связи отца Александра КГБ все-таки не были до конца известны. Бог помогал."

http://tapirr.com/ekklesia/chistyakov/speeches/interv_about_men.htm

2.

Часовня Св. Георгия, 1960-е годы
Отец Сергей Оболенский, преподававший в Медоне русскую литературу
Воспитанник Центра Святого Георгия отец Борис Бобринский
Елизавета Кузьмина-Караваева, муза Александра Блока и легендарная Мать Мария, тоже была связана с Медоном благодаря католику-мужу

Почему прекратил своё существование Центр русских исследований Св. Георгия

Он обосновался в парижском пригороде Медон – в том самом тихом и светлом предместье, где в 20–30-е годы прошлого века нашла себе приют русская эмигрантская колония, насчитывавшая в ту пору около 2 тысяч душ. В Медоне жила и Марина Цветаева. Главной его достопримечательностью, помимо Центра русских исследований Святого Георгия, был замок, который 19 мая 1717 года посетил Пётр Великий. Императору показали хранившееся там знаменитое полотно Леонардо да Винчи «Святая Анна» – теперь оно находится в Лувре. Да, совсем забыл: ещё в соседнем лесу совершали велосипедные прогулки Владимир Ильич с Надеждой Константиновной.
Что же касается Центра Святого Георгия, то он вошёл в историю под другим, более говорящим именем – «русская школа отцов-иезуитов». Центр размещался в старинном поместье с парком, к главному особняку примыкали часовня и библиотека с читальным залом. Сами католики, обитавшие здесь, называли его местом встречи Запада с Россией. Кто на кого в результате этой встречи оказал большее воздействие – ещё вопрос. Сами отцы-иезуиты охотно признавали, что русские дети, которые здесь учились в течение нескольких десятилетий, необычайно повлияли на своих педагогов. Если и не обратили их в свою веру, то приобщили к русскому языку, культуре, даже к религиозным обрядам. А обрусевшие, пусть и частично, иезуиты в свою очередь помогли выжить в эмиграции сотням детей наших соотечественников, в том числе многим сиротам. Помогли сохранить язык, веру, культуру, дали им образование и путёвку в жизнь.
Несмотря на то что в русской колонии к католикам относились с большим подозрением и, как мне рассказывали, даже советовали детям обходить стороной их соборы, в Медоне в какой-то мере удалось достичь сближения верующих двух церквей, вражда между которыми началась столетия назад, разделив их стеной неприязни повыше не только что Берлинской, но и Китайской.

Бэллю спасибо
Дело было в 1921 году в Константинополе, где отец-иезуит Луи Бэлль, бывший профессор теологии из Лиона, коротал время, ожидая падения большевиков. Он должен был отправиться в Тифлис, куда получил назначение. Тем временем турецкую столицу наводнили русские, покинувшие родину после разгрома врангелевской армии в Крыму. За короткое время сюда прибыло около 150 тысяч человек. Большинство из них оказались в крайней нужде. Особенно страдали дети. В Константинополе пустовало здание школы австрийских монахов имени Святого Георгия. В нём Луи Бэлль при поддержке французской военной миссии и основал «Комитет для воспитания русских детей». Вскоре комитет был преобразован в школу-интернат Святого Георгия. На первых порах в неё приняли 30 мальчиков.
Луи Бэлль заручился поддержкой бывшего депутата Государственной думы Александра Сипягина, перешедшего в католичество после смерти жены и ставшего аббатом, и пригласил на помощь нескольких белых офицеров, которые взяли на себя административные хлопоты. Говорят, что замысел Бэлля был далеко идущий и вовсе не только филантропический. После краха большевиков обращённые в католическую веру молодые русские люди должны были понести её факел в Россию. Однако вскоре по требованию турецкого вождя и ленинского союзника Ататюрка белой эмиграции пришлось покинуть Константинополь. Интернат в 1923 году тоже переехал в бельгийский город Намюр и оставался там до самой войны. Затем он перебрался во Францию – сначала в Париж, в пустовавший дом иезуитов, а в 1946 году – в Медон. Иезуиты приобрели имение «Огород дофина», принадлежавшее драматургу Жоржу де Порто-Ришу. В военные годы в нём размещались лётчики «Люфтваффе», а затем центр беженцев.
«Родители побаивались, что мы обратим их детей в католическую веру, – рассказывал мне 73-летний Рене Маришаль, один из трёх иезуитов, управлявших Центром русских исследований вплоть до самого его закрытия. – Конечно, у нас была благочестивая надежда на то, что кто-нибудь из детей перейдёт в католичество. Но такой задачи мы никогда перед собой не ставили. Русское было во главе угла при изучении любого предмета, будь то история, география или Закон Божий. Одна из заповедей школы гласила: «Ты русский, говори по-русски!» Поэтому некоторые шутники называли отцов-иезуитов за глаза «батя». Учить великий и могучий должны были и французы, которые ходили в интернат».

Святая Ольга и Святой Георгий
Часовня Святого Георгия, расположенная на территории поместья, украшена иконами, написанными в здешней мастерской. До недавнего времени занятия в ней вёл 80-летний отец Игорь, в миру Эгон Сендлер, обрусевший немец. Именно с русской иконой, по мнению отца Маришаля, связан усилившийся во Франции в последние годы интерес к православию. Теперь во французских католических храмах и монастырях часто можно увидеть репродукции иконы Владимирской Богоматери или рублёвской Троицы. Многие из них выполнены в мастерской центра.
В учениках здесь всегда поощрялись художественные таланты. Балалаечный оркестр существовал в школе до самых недавних пор. Выпускники прошлых лет, сильно постаревшие и поседевшие, всегда с радостью собирались на репетиции. Все школьные праздники оркестр открывал специально сочинённой «арией Святого Георгия». Помимо оркестра был в школе и хор. А танцам иезуитских питомцев учила мадам Полякова – мать Марины Влади. Сама будущая кинодива впервые вышла на сцену именно здесь, в Медоне, в Центре Святого Георгия.
Было ей тогда десять лет.
В том первом выступлении маленькую Марину видел (и на всю жизнь запомнил) мой давний знакомец Василий Карлинский, известный французский журналист, всю жизнь проработавший в газете «Либерасьон». С 1935 по 1949 год он жил и учился у иезуитов, но, несмотря на это, остался неверующим. Карлинский вспоминает, как в годы войны ученики интерната помогали Сопротивлению. Один из них, Николай Мхитарьянц, погиб в застенках гестапо.
Студенческие годы провёл в интернате и Константин Мельник, будущий советник генерала де Голля. Мельник учился в элитарном Институте политических наук, но, не имея средств, чтобы снимать комнату в Париже, жил в Медоне с 1946 по 1949 год. Мельник вспоминает, что его соседями были будущий православный священник отец Борис Бобринский, ныне окормляющий паству в знаменитом парижском соборе Александра Невского на улице Дарю, и Борис Зайцевский, который впоследствии стал выдающимся инженером-ядерщиком. «Обстановка в пансионате была абсолютно русской, я бы даже сказал: чеховской, – рассказывал мне Мельник. – За обеденным столом по воскресеньям собирался интеллектуальный цвет российской эмиграции. Приезжал ватиканский посол в Париже, будущий папа Иоанн ХХIII. Это был человек открытый, считавший, что католическая церковь должна сотрудничать и дружить с православной».
Исключительно интересной личностью был отец Сергей Оболенский (1909–1992), читавший в Медоне лекции по русской литературе. Он до 16 лет прожил в Ясной Поляне – его мать доводилась племянницей Льву Толстому. В 20-е годы она написала письмо Сталину с просьбой отпустить её семью в эмиграцию и неожиданно получила разрешение на выезд. Оболенский недолго прослужил в Центре Св. Георгия, ушел в мир и стал работать аналитиком на высокой должности в штаб-квартире НАТО. Он переводил переписку Сталина, Рузвельта и Черчилля, воспоминания маршала Жукова.
В школе преподавал русский язык Дмитрий Кузьмин-Караваев, поэт-акмеист, друг Блока, муж Елизаветы Кузьминой-Караваевой – одной из муз Блока, легендарной Матери Марии, участницы Сопротивления, погибшей в концлагере Равенсбрюке. В начале революции Кузьмин симпатизировал большевикам, а затем был выслан из страны на пароходе, на котором Ленин отправил в изгнание цвет российской интеллигенции. В эмиграции Кузьмин перешёл в католичество.
В годы Второй мировой войны иезуиты решили создать в Париже аналогичную школу для русских девочек. У её истоков стоял отец Филипп де Режис, руководивший интернатом Святого Георгия. Назвали заведение Институтом Святой Ольги, первых семь учениц институт принял 3 июня 1944 года. «После тяжёлых лет оккупации, когда нас и наших родителей называли не иначе как «грязными иностранцами», – вспоминала в нашем разговоре Ольга Суханова-Верни, – мы попали в атмосферу дружбы, любви и великодушия. Проведённые в «Святой Ольге» годы остались в нашей жизни самым светлым воспоминанием. И наши дети, которые полностью интегрировались во французскую жизнь, сохранили свои славянские корни...»
Между «Святой Ольгой» и «Святым Георгием» существовали тесные контакты. Ребята вместе готовили концерты, с которыми раз в год выступали в Париже. Институт Святой Ольги принимал детей эмигрантов до 1970 года и, выполнив свою миссию, закрылся. А мужская школа в Медоне прекратила своё существование двумя годами раньше. Она превратилась в Центр русских исследований.

Наследники Гагарина
Центр начался с библиотеки в 100 тысяч томов, основу которой заложил князь Иван Гагарин (1814–1882). Князь служил дипломатом в Мюнхене и в Париже, под влиянием Чаадаева обратил свой взор к католичеству и в 1842 году перешёл в новую веру. В России шаг князя вызвал всеобщее возмущение и был расценён как предательство. Наказание оказалось беспримерно строгим: Гагарин потерял состояние, все звания и гражданские права, и ему навечно запретили въезд в Россию. Гагарин считал, что переход в католичество спасёт Россию от революции.
Русская библиотека отцов-иезуитов – одна из богатейших в Западной Европе. В её фондах – переписка князя Гагарина и других видных русских иезуитов с Чаадаевым, Герценом, Тургеневым, Тютчевым, Лесковым, Киреевским; автографы Екатерины Великой, запретившей в своё время печатать «ругательную историю иезуитского ордена»; письма великого князя Николая Михайловича Романова, дяди Николая II; полное собрание законов Российской империи, которое великий князь преподнёс отцу Полю Пирлингу; первая печатная Библия 1581 года – Острожская. Самая старая книга – «Апостол» 1564 года. В медонской библиотеке собраны практически все публикации по истории русской эмиграции. А рядом – в удивительном порядке сохранённые подшивки «Агитатора», «Большевика», «Вопросов истории КПСС», «Коммуниста Вооружённых Сил», собрания сочинений Ленина, Сталина, Троцкого, Хрущёва, Брежнева. «Нас интересовало всё, что помогало понять Советскую Россию», – объяснял мне отец Маришаль...
До начала 90-х годов Центр русских исследований Святого Георгия принимал на стажировку студентов-славистов из французских, английских, итальянских и других европейских университетов. Сюда приезжали набраться русского духа перед командировкой в Советский Союз дипломаты, журналисты, военные, космонавты и наверняка сотрудники спецслужб. Здесь стажировался дипломат Александр Никитич Кельчевский, который до 2002 года был французским консулом в Петербурге. Кельчевский называет себя «русским французом». «По корням, – говорил он мне, – я русский, а по образованию и образу мышления – француз».

Последнее слово не сказано
Ходили слухи, что решение о закрытии центра было принято на самом иезуитском верху. Знакомый богослов объяснял это тем, что Ватикану не удалось реализовать линию папы Иоанна Павла II на сближение с Русской православной церковью и посему в Риме сочли «непроизводительными» дальнейшие расходы на медонский центр.
Отец Маришаль объяснил причины закрытия центра проще: содержать его стало не на что. Ни Ватикан, ни орден иезуитов средств не дают, требуя, чтобы монахи сами искали источники финансирования. Одними подвижническими усилиями трёх немолодых отцов-иезуитов, которые до последнего времени стояли у руля центра, такой сложный механизм в рабочем состоянии не удержишь. А молодой смены нет – многие отказываются идти в священники из-за обета безбрачия.
Мой собеседник отлично говорил по-русски, превосходно знал Россию и православие. На книжной полке я заметил томик Марининой, но иезуит, перехватив мой взгляд, открестился: мол, книжка попала сюда случайно. Отец Маришаль написал труд «Первые христиане на Руси», перевёл на французский Солженицына, Буковского, Александра Меня.
Маришаль рассказывал, что иезуиты хотели передать библиотеку в один из французских университетов. Генеральный совет богатого департамента Верхняя Сена, в который входит Медон, предлагал иезуитскому ордену выкупить весь комплекс – церковь, библиотеку и иконописную мастерскую – и сохранить его в качестве исторического памятника. Иезуиты по неведомым причинам отказались.
В итоге уникальную медонскую библиотеку разделили на две части. Фонд литературы и искусства отдали в Лионскую городскую библиотеку, а научный, быть может, самый интересный, – в Гуманитарный университет того же города.
А ведь была возможность привезти их в Россию. В Париж постоянно наезжают наши олигархи и их гонцы в поисках, куда бы им вложить средства. Частые гости здесь – представители Министерства культуры. Одних интересует бывшая тургеневская дача в местечке Буживаль под Парижем, других – русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Как правило, дальше разговоров дело не идёт. Правда, один крупный банк зачем-то прикупил целый замок в отдалённом столичном предместье, обещая создать там российский культурный центр. Хотя покупатели не могли не понимать, что туда никто не будет ездить. Когда же речь идёт о реальном шансе спасти ценности, имеющие отношение к нашему отечеству, российская сторона интереса не проявляет. Отцов-иезуитов можно было бы уговорить продать и центр, и бесценную библиотеку. Дело, конечно, вышло бы хлопотное, поэтому наш бизнес и чиновники предпочли остаться в стороне. Так проще.

Спасённые Екатериной

Россия и католическая церковь вот уже почти тысячелетие пребывают в состоянии конфронтации. «Рим и весь католический мир, – утверждал в XIX столетии французский литератор и путешественник маркиз де Кюстин, – не имеют большего и опаснейшего врага, чем император российский». Отповедь русофоб Кюстин получил, в частности, от Достоевского, убеждённого в том, что католичество – «вера нехристианская»: она «искажённого Христа проповедует».
Особую враждебность во все века в России вызывали иезуиты. Их у нас считали разновидностью ватиканских спецслужб, рыцарями плаща и кинжала и изображали с Библией в одной руке и с мечом и ядом в другой. Иезуиты, в расхожем представлении, придумали формулу «Цель оправдывает средства» и давали индульгенцию любому преступлению во имя «вящей славы Божьей». Первому побывавшему в России иезуиту Антонио Пассевино Иван Грозный грозил посохом. И когда пожал ему руку, то тут же демонстративно вымыл её в золотой чаше.
Иезуиты остаются самым влиятельным и элитарным из существующих мужских орденов. Этот орден – «глаза и уши папства», равно как и главный генератор идей, мозговой центр католичества. «Мы стремимся объединить идеи с действием, – подчёркивал в разговоре со мной Богуслав Стечек, генеральный советник по делам Восточной Европы и помощник генерала ордена иезуитов. – Иезуиты очень активны и поэтому имеют много друзей и не меньше врагов. Православная церковь нас обвиняет в прозелитизме, в миссионерстве, но мы лишь хотим вести диалог».

Ему вторит отец Маришаль: «Мы хотим, чтобы католики и православные жили в мире, согласии и единстве. Мы стремимся к объединению церквей. Ещё Владимир Соловьев говорил, что церковь одна, потому что Христос не мог создать две. Различия между нами несущественны, они связаны с особенностями национальных характеров и с традициями. Но не надо забывать о том, что, когда папа Клемент XIV запретил наш орден в 1773 году, его спасла Екатерина II и прусский король Фридрих II...»
С начала 90-х годов орден действует в России, где насчитывается, быть может, всего два десятка иезуитов. В Москве есть институт Святого Фомы Аквинского. А вообще-то протянуть руку иезуитам предлагал ещё Вацлав Воровский. В 1922 году, будучи полпредом РСФСР в Риме, он писал в Наркоминдел: «Отбросьте все страхи наших пошехонцев перед иезуитами, инквизицией и т.п. и посмотрите на дело как на важный шаг, связанный с серьёзной материальной помощью».
А ещё один известный большевик явно недооценил мощь Римско-католической церкви и её иезуитского «отряда». «Папа? Сколько у него дивизий?» – с иезуитской усмешкой поинтересовался однажды Сталин, когда речь шла о послевоенном разделе мира на сферы влияния. Однако Иоанну Павлу II не понадобилось войск, чтобы войти в историю под именем «Папы, сокрушившего коммунизм».

http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2962/

Историк и священник, клирик московского храма иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке иеромонах Иоанн (Гуайта) в интервью журналу «Дорога вместе» рассказывает:

"Ещё хочу здесь упомянуть две малоизвестные истории из личной жизни Иоанна Павла II. Первая касается нашей страны, нашей Церкви – это история его дружбы с русским священником Георгием Чистяковым.

Они познакомились через журналистку русской эмиграции Ирину Иловайскую-Альберти, которая представила отца Георгия Папе Римскому в 90-е гг. И пожилой папа-поляк был просто очарован довольно молодым по сравнению с ним священником из России, притом полиглотом, очень умным, начитанным, эрудированным, который (это больше всего, я думаю, его поразило) знал в совершенстве литургику, гимнографию, богослужебные тексты латинской Церкви и её историю.

И фактически они подружились, подружились так, что папа ему говорил: «Ежи, – как он его звал, – когда будешь в Риме, позвони мне». И я знаю достоверно, что, когда отец Георгий несколько раз бывал в Риме, он звонил понтифику, и они просто обедали вместе, разговаривали… Между ними были такие простые, дружеские отношения.

Священник Георгий Чистяков (1953 – 2007)

Сейчас нет в живых ни одного, ни другого: ни отца Георгия, ни папы, но мы можем об этом говорить. Я знаю то немногое, что сам отец Георгий мне рассказывал. Это удивительная страница в истории и одного, и другого героев, и одновременно… в истории Церкви! Ведь история Церкви есть всегда история личностей, конкретных людей.

Именно в те годы, когда звучали обвинения в прозелитизме, когда шла, так сказать, холодная война между Римом и Москвой, между Католической и Русской Православной Церквами, развивалась эта дружба. Разумеется, отец Георгий был и оставался до мозга костей православным человеком. Но он уважал и любил Западную Церковь, и так получилось, что подружился с её главой, с её предстоятелем. Надеюсь, когда-то можно будет больше говорить и писать об этой дружбе."