tapirr

Жаль, что Ревзин (которого я очень уважал) продался этим вандалам.

Оленевод, убери от города свои грязные ручёнки.

приводит

hitrovka в Михаил Соколов. "Собянин и его братья"

Второе лето в Москве в центре меняют асфальт на плитку, плитку на гранит. В нищающей России так раздербанят более 100 миллиардов рублей. Находятся и желающие оправдывать эту "авторитарную модернизацию" Сергея Собянина – его духовные братья по Системе.

Статья Григория Ревзина потрясает откровенной апологетикой проводимого силами мэрии погрома в центра города и наглого распила бюджета Москвы. Моя попытка прямого диалога с автором провалилась. Тем не менее разговор важен, что показывает бурная реакция на текст в социальных сетях. Вынужден добавить в дискуссию свои "2000 слов". Я не верю в бескорыстные мотивы партнера архитектурного бюро "Стрелка", которое обслуживает московскую мэрию. Слишком много раз сталкивался с тем, что большие шальные деньги резко меняли сознание ранее вполне приличных и весьма профессиональных людей.

В отличие от Юрия Лужкова, или игнорировавшего своих критиков, или неожиданно хватавшегося за отдельные их предложения, команда Собянина методично инкорпорирует оппонентов в систему, не жалея ресурсов. При этом они становятся духовными братьями Собянина: выступают как носители некоего высшего знания, не замечают сигналы снизу, заявляя, что они лучше знают, "как надо" вести стада пасомых режимом Путина "овец", безо всяких там самоуправлений, референдумов и общественных слушаний. Мы видим, что все эти высокообразованные люди, нанятые мэрией, уже несколько лет рассказывают нам про пешеходный "исторический центр" и методично и целенаправленно уничтожают возможность использования там автомобилей без мигалок, при этом параллельно уничтожая общественный транспорт.

Вынужден сообщить им банальное: настоящий центр Москвы, как в любимых ими западных городах – Кремль. Он уже сто лет занят высшей властью, казармами президентских войск, ФСО и несколькими музеями. Вход на территорию Кремля – только по билетам и в определенные дневные часы, не как при Сталине, но хуже, чем при Хрущеве и Брежневе. В нормальном нетоталитарном обществе вся территория давно должна быть открыта для публики круглосуточно, как Пражский Град, к примеру. По билетам – вход внутрь дворцов и музеев.

Теперь уже и Китай-город – более чем наполовину закрытая зона: захвачен Администрацией президента, закрыт забором. Вход по пропускам. Вот эту раковую бюрократическую опухоль, захватившую реальный центр столицы России, надо оттуда убирать, возвращать это историческое пространство гражданам страны. Для пеших прогулок, новых ресторанов, кафе, музеев "среды" более чем хватит.

Но "придворным урбанистам" слабо связываться с Путиным. Хотя была убогая инициатива Дмитрия Медведева о выезде большей части власти в Нью-Москву. Можно было бы потрудиться на этом не слишком выгодном направлении. Хорошо было бы и народ послушать: в городе несколько сотен точек возмущения. Это и снос исторических памятников, и застройка скверов, теперь попытка провести скоростные хорды через исторические парки вроде усадьбы Кусково. Но куда легче быть в тренде мэрии, рассказывать народу про надобность широченных тротуаров, буквально золотых по цене гранитных бордюров, рисовать проекты новых пешеходных улиц, выдумывать для системы Ликсутовых и Бирюковых новые схемы распила бюджета на плитке, а потом, подхихикивая над народом, который они сравнивают с баранами, считать свою долю в уведенном из бюджета.

Замечу, что вне центра жизнь в спальных районах Москвы несколько качественней, чем в обобранной Центром провинции, но за Третье кольцо инвестировать в таких объемах на "благоустройство" власти столицы не рвутся: там нет возможности создать видную царю образцовую Потемкинскую деревню.

Отвечу тем "интеллектуалам", которые "своих не сдают" и пишут о том, что неприлично указывать на то, кто выдающемуся архитектурном критику нынче платит. В общем, не так уж важно, подкупили ли независимого в прошлом эксперта и он проституирует на радость бизнесу братьев Бирюковых или теперь счастливо отдается властям Москвы из чисто художественных соображений и исключительно ради интеллектуального удовольствия. Будем наивно считать, что урбанист от всей души идейно и бескорыстно просто ухватился за открывшуюся чудесную возможность, решил реализовать свои давние планы и облагодетельствовать Москву с помощью коррупционеров, которые по его лекалам кладут плитку и гранит. Но и в этом случае возникают резонные вопросы.

Считает ли урбанист первоочередной задачей во время растущего экономического кризиса срочную растрату 123 миллиардов рублей (почти $2 миллиарда!) из бюджета на расширение тротуаров и укладку плитки вместо асфальта, а асфальта вместо плитки на нескольких десятках улиц центра Москвы? Как эта "игра в бисер" выглядит в ситуации, когда "денег нет", когда и в богатой Москве власти закрываются поликлиники и больницы, увольняют врачей и медсестер, урезают социальные расходы, отказались от индексации пенсий, поднимают налоги, тарифы и квартплату? Будет ли апологет Собянина записывать преждевременные смерти и тяжелые болезни, возникшие из-за дефицита медпомощи и лекарств, на свой личный счет или он отмахнется от этой реальности? Про настоящую катастрофу социальной сферы в провинции я даже и не говорю. Знай там правду, они бы поняли, что в Москве идет наглый пир во время чумы, причем за их счет.

Считает ли идеалист-урбанист, что святая цель украшения центра столицы широкими тротуарами оправдывает дикое обогащение небольшой группы близких мэрским чиновникам "бизнесменов"? Знатоки "схем" и смет уже вычислили, что в откат уйдет не менее половины отведенной на украшательство путинской столицы суммы в 123 миллиарда рублей. Вот и вопрос, достойно ли интеллектуала, долго претендовавшего на роль властителя дум, выступать в роли красивой ширмы для организованной группы расхитителей, невольно (или вольно?) играя роль субъекта, который отвлекает публику, пока опытные щипачи шарят по карманам зазевавшихся сограждан? Наконец, прилично ли считать доказательством верного собянинского пути отсутствие ныне в Москве массовых уличных протестов, в ситуации, когда власть легко "закатывает в асфальт" даже мелкие проявления недовольства и накрепко сажает даже за одиночные пикеты?

Судя по нервной реакции на критику учивший народ жизни архитектурный критик немногим отличается от тех технократов, которые в 1920–30-е годы обслуживали большевиков, проводили с ними в доле преступные индустриализацию и коллективизацию, а потом – к своему удивлению – попали в 1937 году на Лубянку. Понятно, что урбанисту хочется вытянуть счастливый билет Бориса Иофана, строившего Дворец Советов на месте храма Христа Спасителя и якобы вычеркнутого лично Сталиным из расстрельного списка. Но, как нам подсказывает история, вероятность соучастнику преступлений 30-х годов выйти из тогдашнего террора живым, а из нынешней мэрской грязи – чистым и остаться с незапятнанной репутацией не очень велика.

Все вышесказанное – повод для большой дискуссии. Но стороной в разговоре давно должна была быть уже не интеллектуальная обслуга мэрии, а сама выборная власть Москвы, мэр Сергей Собянин, полностью игнорирующий вопросы общества, и его ближайшее окружение: вице-мэры Ракова, Ликсутов, Бирюков, Хуснуллин, распоясавшиеся под силовым прикрытием режима Путина. Видимо, в далеком будущем такой диалог состоится, но тогда авторы нынешнего распила Москвы все на те же вопросы будут отвечать, боюсь, уже со скамьи подсудимых.

Михаил Соколов

Статья с сайта Радио"Свобода">>

Я очень уважаю Ревзина. Вот и теперь мне очень понравилось, как он написал.
Это довольно близко моей позиции.
Помните, была выставка "Осторожно религия" у атеиста Самодурова в Сахаровском центре?
Я уже тогда подумал то, что и к нынешней ситуации применимо.

Художники имеют полное право вешать кощунственные изображения.
Но ровно в той же мере оскорблённые религиозники имеют право эту выставку громить.

Именно потому, что обратное утверждение будет означать, что у нас все равны, но некоторые равнее других.

Причём (уже возвращаясь к Парижу) мусульмане действительно борются за святое.

Вот я вас спрошу (если вы негодуете против убийства карикатуристов):
а как вы относитесь к дедам, которые воевали?

Если они для вас просто убийцы - то вы имеете права осуждать оскорблённых мусульман.
Но если нет - то и мусульмане правы.

Потому что те убивали за родину, эти за веру:
во все времена люди готовы были убивать за то, что для них свято.

(Моя позиция другая. Если вам интересно, она такова:
ни там , ни там убивать нельзя.
Но за незалежну, ни за Родину,ни за Бога.
Я последователен.
Будьте же и вы последовательны).

it

Григорий Ревзин

Колонка N 8

Три дня мучился некоторым несовпадением мыслей с моими либеральными друзьями. Но теперь, когда Шариф и Саид Куаши благополучно застрелены, я позволю сказать несколько слов. Мне кажется, мы не правильно трактуем трагедию в Париже как атаку исламистов на священный европейский принцип свободы слова.

Я никоим образом не оправдываю убийц, не хочу сказать, что карикатуристы сами нарвались и т.д. Местные верующие так часто оскорбляют мой мозг, что я вовсе не против, если кто-то оскорбляет их чувства. Я о другом хочу сказать. Мне кажется неверным считать журнал "Шарли Эбдо" выражением свободы слова. Если мы делаем это, то оказывается, что свобода слова нужна для того, чтобы производить бессмысленные непристойности.
Если вы видели карикатуры этого издания, то вы понимаете, о чем я – по уровню художественного замысла, глубине мысли и языку они сродни картинкам в публичном сортире, хотя по тематике несколько шире. И все же принцип свободы слова существует не для того, чтобы рассказывать похабные истории о Боге и церкви, государстве и семье, великих и мелких людях.

Я понимаю, какую бурю негодования сейчас вызову, но я даже заострю в полемических целях. Это вообще не имеет отношения к свободе слова. Свобода слова вводится (и ограничивается) просвещенческими трактатами и конституциями начиная с XVIII века. А это более древняя штука. Невозможно понять, как вообще может существовать такой журнал в современной цивилизованной стране, если не знать, что это Франция. Страна Вийона, Рабле, страна готической скульптуры с преотвратительными комическими гадостями ада, и непристойных маргиналий на полях церковных рукописей. Карикатура возникает из средневековой смеховой культуры, и карикатуристы – это вовсе не ораторы и философы. Это шуты, гениальные скабрезники и похабники, произрастающие из карнавальной традиции.
Да, конечно, из-за той роли, которую сыграла французская карикатура в эпоху французской революции, она стала частью дискурса европейской свободы. Но это не значит, что она ею и является. Она явление гораздо более древней свободы – освобождения от оков цивилизованности, раскрепощения животного начала в себе. Возможность показать хрен императору – это вовсе не то же самое, что право разоблачать коррупцию, насилие власти или оспаривать налоги в парламенте. Это возможность сбросить с себя оковы общественных установлений, приличий и авторитетов. Иногда это помогает революциям, поскольку десакрализирует власть, иногда помогает власти, поскольку пройдя через карнавальное осмеяние, она укрепляется – так, по крайней мере полагал Михаил Бахтин. Но существует эта традиция вовсе не для власти, а для освобождения человека от себя самого. В основе этого дела не бичующий смех классической сатиры, а утробный хихик хмельного брюха, пупком заметившего свой хрен.
В силу, если угодно, исторической случайности в европейской католической традиции носителями смеховой культуры оказалась в числе прочих и клирики. Это довольно уникальное явление, из него вышло много чего важного, и, возможно, степень радикализма европейской свободы связана именно с этим обстоятельством. Это -- отдельная тема.

Но. В мусульманской культуре народная смеховая культура не менее развита, чем в Европе – достаточно в
спомнить турецкий кукольный театр (кстати, препохабный) или Ходжу Насреддина. Но, насколько мне известно (допускаю, впрочем, что ошибаюсь) традиции низового осмеяния распространяются здесь на султанов, визирей, купцов, мулл – но не на Пророка, праведных халифов и законы шариата. Нет такой традиции, шейхи носителями смеховой культуры не были – не знаю, почему. Кстати, православное христианство тоже не породило традиций смеховой культуры в отношении Бога. Уж до какой степени скабрезен русский лубок, но шутки на тему непорочного зачатия там не приняты.

Ужасный расстрел карикатуристов двумя исламскими фанатиками трактуется как столкновение средневековой дикости с модерновой европейской свободой. Я согласен с тем, что расстрел ужасный, я вчера был у французского посольства и оставил там цветы, я согласен с тем, что расстреляна европейская свобода – но не современная. Вообще-то если глядеть на это дело глазами отстраненного культуролога – это столкновение одного средневековья с другим. Это драма взаимного непонимания двух древних традиций, входящих в сердцевину национально-религиозного, а не модернового сознания. Просто в одной традиции можно и нужно сунуть свой голый зад в глаза Господа, раз уж он обрек тебя смерти, а в другой – нет, совсем нет, нельзя этого делать, ибо нельзя предъявлять свое срамное тело тому, кто дал тебе душу. Смерть – серьезная штука, разные культуры вырабатывают разные стратегии реакции на нее, а уж выработав -- за них держатся.

И с этой точки зрения – уж простите меня -- тут нет злодеев. Тут есть шекспировская драма двух начал, двух героев, каждый из которых идет на смерть за право быть собой. Вы что думаете, два этих безумца не знали, что их ждет после того, чего они наделали? Да они, похоже, специально оставили в машине что-то вроде визитной карточки – так в свое время русские террористы оставались на месте акции после ее совершения, чтобы ответить жизнью за свою кошмарную правду. В их дикие – да, согласен, дикие – понятия входит представление о том, что лучше смерть, чем стерпеть оскорбление Богу. В средневековье это бывает.

( Read more... )

Хорошая статья

О том, зачем в обществе нагнетается педофилофобия (а заодно - хотя вроде бы что общего? - и гомофобия)

Жуткое дело

Григорий Ревзин о вспышке массовых страхов

"209 сообщений о педофилах за три последних дня (на каждое сообщение в среднем 3–5 статей) выдавал «Яндекс.Новости» 13 апреля. Всего, если сложить всех пострадавших по мнению информагентств, растлено около 1200 человек (там несколько педофилов- оптовиков), в среднем по 400 в день. И так уже не первый месяц. Педофилы разошлись не на шутку — и так, и эдак, и оптом, и в розницу, и своих детей, и их друзей, и совершенно посторонних, незнакомых девочек и мальчиков. При этом, по официальным данным, в России в день и рождается тоже около 400 детей. То есть мы уже дошли до такого уровня представлений о масштабе педофилии, что статистически каждый российский ребенок должен оказаться жертвой педофила.

Причем рождаемость у нас не растет, а педофилия, наоборот, ширится, так что, видимо, скоро пойдут сообщения о растлении нашими педофилами детей иностранного происхождения и подданства.

13-го же апреля «Яндекс.Новости» выдавал больше 100 сообщений о геях. По уровню общественного интереса к себе геи находились между РПЦ (70 упоминаний) и президентом Медведевым (142 упоминания). Только это интерес в основном отрицательный. Геи выступают, вовсю пропагандируют, их арестовывают, осуждают, штрафуют и бьют. Много сообщается о вовлечении геями в свои занятия не геев, тут информация частично пересекается с педофильскими этюдами.

Я заинтересовался этим потому, что мне когда-то впечатался в память доклад Юрия Михайловича Лотмана о страхах. Дело было в 1982 году, на конференции в Кяэрику, и он потом никогда, насколько я знаю, не публиковал этот текст, поскольку выполнял чисто культуртрегерские функции. Он рассказывал о книгах Жоржа Лефевра «Великий Страх 1789 года» и Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху», которая открывается главой о Великом Страхе. У Лефевра речь идет в основном о делах человеческих — там у него сначала все боятся разбойников, которые сейчас нападут из леса, потом эмигрантов, которые вывезли несметные капиталы и плетут заговоры. Фуко дело этим не ограничивает, французские города и деревни у него в годы революции начали массово бояться сексуальных маньяков, вампиров, оборотней, порчи, заразных психических заболеваний и т.д. Я тогда услышал имена Лефевра и Фуко впервые и страшно заинтересовался, тем более что Лотман рассказывал гораздо лучше, чем это написано у них.

Вообще, откровенно говоря, эта история про Великий Страх — действительно нечто. Там из раза в раз повторялось одно и то же. Вдруг ни с того ни с сего возникал слух, что на город идут ( Read more... )

Я это к тому, что профессионально я в восторге от человека, который придумал заклеить город рекламой «Ушел в интернет и не вернулся», где маньяки-педофилы ищут по сетям невинное дитя. Если бы мне поставили задачу сделать так, чтобы старшее поколение, неуверенно чувствующее себя с компьютером, не давало подросткам в него погружаться — ну потому, скажем, что двигателем арабской весны стали люди 15–18 лет,— я бы ее не смог решить лучше. Нужна не работа по убеждению, не технические ограничения, нужно разбудить животный страх мам и бабушек, чтобы они не уговаривали и не думали, а бились в истерике при одном намеке, что ребенок может оказаться у компьютера.

Понятно, что когда по всей России начинают хватать людей и объявлять их педофилами по самым абсурдным основаниям, то не может не выйти так, чтобы кто-нибудь из правозащитников не начал бить в колокола. И это очень хорошо. Понятно, что либеральная оппозиция не может не начать защищать права геев, ведь то, что происходит,— это злобное варварство. Превосходно, пусть защищают, и погромче, погромче, чтобы всем было слышно. Весьма вероятно, что когда РПЦ сажает женщин на семь лет в лагерь за хулиганские просьбы к Богоматери, то всякие там эти тоже не промолчат. А мы им еще и усугубим потрясения, объявим Моцарта попсой или Набокова запретим — пусть погромче кудахтают. Нужно, чтобы у граждан были четкие, на уровне автоматизма ассоциации: которые либералы и правозащитники — они педофилы и пидоры, на матерь нашу православную церковь удумавшие. И люди работают, отец Чаплин — тот уже прямо говорит, что на церковь нападают либералы и геи. Но это на уровне слов недостаточно действует. Нужно, чтобы если баба слышит, что человек за честные выборы, она сразу боялась, как бы с дитем дурного не вышло. Нужна истерия, устойчивая фобия.

Все же едва ли не раньше всех войска к Парижу под предлогом того, что город надо защитить от разбойников, стал стягивать Людовик XVI (хотя Лефевр считает, что это ни на что не влияло). В итоге страх обернулся против него и против всей системы старой власти — но это в итоге. Королям массовые страхи кажутся полезными тем, что консолидируют людей вокруг государства. Во дни сомнений, во дни педофилов и содомитов, ты один нам надежда и опора, царь-государь.

Есть страхи социальные, а есть животные, физиологические, и задача здесь заключается в том, чтобы перевести первые во вторые. Чтобы человек боялся телом, потому что когда он боится телом, он не рассуждает, а либо стремится убежать, либо ищет сильного, кто бы его защитил. Образы сексуального извращения или насильственной смерти сегодня идеально подходят для общественных фобий — люди, увы, теперь мало верят в вампиров.

Проблема в том, что такая консолидация вокруг короля оказывается недолгой.

У Фрейда была такая статья о «неврозе страха», там он выделял три главных симптома этого заболевания. Во-первых, «повышенная общая раздражительность», когда человек очень восприимчив, причем негативно восприимчив — любое внешнее раздражение на него сильно действует и интерпретируется в отрицательном ключе. Фрейд даже говорил о «гиперестезии слуха», и трудно это не сопоставить с тем, что слухи являются главным носителем массовых фобий. Во-вторых, то, что он называл «синдромом завышенных ожиданий», когда от любого действия ждут или полного спасения, или полного провала. А в-третьих — «патологическую склонность во всем сомневаться», что даже и комментариев не требует. Хотелось бы понять, какая власть может усидеть на таком трехногом табурете.

Может быть, я не прав, и даже вероятнее всего — и Лотман, и Лефевр, и Фуко думали иначе, полагая, повторю, что дело в ментальности. Но мне кажется, что события в ближайшее время будут развиваться несколько иначе, чем все предсказывали в январе-феврале, после митингов. Не то что, научившись у креативного класса, люди пойдут митинговать, когда введут парковку по 50 рублей за час, или поднимут цены на ЖКХ, или произойдет еще какое-нибудь ущемление. Нет, сначала власть запустит механизм массового страха для того, чтобы маргинализовать протест.

К педофилам и геям сейчас добавятся экстремисты, может быть, террористы, шпионы — что-нибудь такое, чтобы женщины побежали в леса спасать детей, решив ни с того ни с сего, что деревню атакуют гомосексуалисты и оборотни. А вот потом в атмосфере массового невроза произойдет все остальное. Интересно, что понятие Великого Страха было введено в России в 1906 году, когда перевели книгу Огюстена Кабанеса и Люсьена Насса «Революционный невроз». «Предостеречь самих себя от печального повторения того, что бесполезно омрачило навеки самые светлые страницы народного возрождения Франции,— вот цель поспешного издания настоящей книги на русском языке»,— писал в предисловии издатель Дмитрий Коморский. Ни фига не помогло."

"Москва: жизнь после смерти"

Так надо было бы назвать книгу или статью о строительстве и архитектуре города Москвы.

Я уже не трепыхаюсь. Москва уничтожена. И иллюзии, что два-три реликnа, оставшиеся после вандала Лужкова сохранятся при этом лбе, которого тут на днях фамилию никак не мог вспомнить - рассеялись.

Вот Детский Мир (куда моя мама ходила за вещами для меня маленького) - уничтожен.
Статья любимого Ревзина:

http://www.kommersant.ru/doc/1881512

"На сегодняшний день мэр Собянин фактически закрыл Москву для строительства. Это значит, что все русские архитекторы сейчас… ну плохо им". - Ревзин

http://www.snob.ru/selected/entry/35840?rp=lj

Неужели?!? Слава Богу!

Не потому"Слава", что архитекторам плохо - вон, Бутово есть, пусть там стороят. А потому - что неужели хоть 20 домлв от моей Москвы всё-тки сохранятся?..

оригинальный размер

Картинкой выше мне хотелось закрыть тему. Но тема о пруступлениях Лужкова по уничтожению произведений искусства только начинается. Следует собирать материалы для уголовного дела. И пусть он убивал не людей (как Путин или Ельцин), а предметы - уголовщина есть уголовщина.

Этот список составлялся в 1999 году. Но окончательно преступная группа Лужкова-Ресина обнаглела в последовавшие годы. Давайте соберём ссылки и на уничтоженные памятники истории и культуры за следующие 11 лет.

1999: Предварительный список памятников истории и культуры Москвы, уничтоженных или искаженных при Лужкове

( Read more... )

Отличие же лужковского вандализма от брежневского в другом - и главном: пришла частная собственность. И если раньше мы не знали, как сделать общее, то есть ничье, хоть отчасти своим, теперь не знаем, как добиться того, чтобы все ставшее чьим-то, стало и нашим.

Все 90-е годы правительство Москвы рушит или портит работы Баженова и Казакова, Львова и Кваренги, Жилярди и Шехтеля; постройки XIX, XVIII, XVII веков; адреса Пушкина и Герцена, Островского и Сухово-Кобылина. Систематически нарушается федеральное законодательство об охране памятников. И все это под разговоры о возрождении и шум юбилеев. ( _ )

Уничтожение

1. "Дом с кариатидами" - главный дом усадьбы XIX - начала XX в., Большой Афанасьевский пер., 35. Был украшен скульптурой в стиле модерн. Проект реставрации дома не был реализован. Деревянный дом пустовал и разрушался, в 1993 г. был снесен. На его месте пустырь.

2. Дом XIX в., Арбат, 24. После проведения инженерно-реставрационных мероприятий в 1994 г. работы были внезапно свернуты и памятник снесен, на его месте выстроен новый дом.

3. Дом с палатами XVIII в., 1-й Голутвинский пер., 4. Распоряжением правительства Москвы от 09.12.91 # 1068-РП здание было передано акционерному обществу "РУСС" для реконструкции (незаконная в отношении памятников операция) и дальнейшего использования под мини-завод по производству пива и офисные помещения. В октябре 1992 г. сводчатая палата, входившая в состав строения, снесена, на ее месте выстроен новый двухэтажный объем.

4. Палаты середины XVIII в. в Кадашевской слободе, 1-й Кадашевский пер., 7, южный корпус. В 1994-1995 гг. снесены.

5-7. Дома на Кадашевской набережной. Палаты XVIII века, # 12/2, снесены по постановлению правительства Москвы # 424 от 24.05.94; палаты XVIII века, # 16 и 18 - по распоряжению мэра # 332-РМ от 18.07.94. В результате Кадашевская набережная разрушена и как ансамбль.

( №№ 8 - 66 )

67. Этот список составлялся в 1999 году. Представьте себе во сколько раз больше было уничтожено преступной группой Лужкова-Ресина за следующие 11 лет. Под следующим № добавляю уничтоженное Лужковым Царицыно -

tapirr:

Дворец Лужкова в Царицыне: "с точки зрения законодательства об охране памятников произошел акт вандализма, подлинный памятник уничтожен"
"Такие решения популярны в привокзальных сортирах", "мощная струя кооперативной халтуры"

Пустое вместо. Что построили в Царицине под видом памятника XVIII века

Григорий Ревзин

Музей в Царицыне представляет собой комплекс из большого четырехчастного дворца (часть Екатерины Великой, Павла I, общий дворец обоих и парадный дворец), более десятка вспомогательных, хозяйственных и парковых сооружений и парка размером более 100 га. То есть это императорская резиденция, сопоставимая с дворцами абсолютных монархов в Европе и русской императорской фамилии под Петербургом -- Павловском, Гатчиной, Стрельной, Ораниенбаумом.

Резиденция, первоначально построенная Василием Баженовым по заказу императрицы, ей не понравилась и была снесена, выстроена по проекту Матвея Казакова (доведена до перекрытий), но вновь не понравилась, была брошена и никогда не достроена. До 1880-х годов дворец был перекрыт железом, далее крыши сняли, и он превратился в руины, в этом состоянии простояв до 2004 года, когда Министерство культуры РФ передало его московским властям. Проще говоря, Юрию Михайловичу Лужкову.

По заказу Юрия Михайловича стены дворца отремонтированы, над ним вновь построены крыши (по проекту Казакова, который никогда не был реализован), обильно декорированные деталями из фибробетона, внутри созданы интерьеры в исторических стилях, построено несколько служебных зданий в стиле Баженова--Казакова, отремонтированы все служебные корпуса, вычищен, отчасти заново спроектирован и насажен парк, на пруду создан комплекс поющих фонтанов, по парку разбросаны избы под названием "Лавка пасечника", у дворца построен стеклянный павильон, а также поставлен памятник архитекторам Баженову и Казакову работы скульптора Баранова.

С точки зрения серьезных искусствоведов, а также законодательства об охране памятников, которое у нас пока что основано на научных представлениях, произошел акт вандализма. Подлинный памятник уничтожен -- безвозвратно, непоправимо и, добавлю, триумфально. Всей академической России -- историкам, искусствоведам, музейщикам -- плюнули в лицо.

Впрочем, вся эта академическая Россия представляет капитал, являющийся долей процента от того, который контролирует Юрий Михайлович Лужков, и потому с сегодняшних позиций может не учитываться. Кроме того, сердца москвичей--простых посетителей "Царицына" проникнуты чувством даже не удовлетворения, а ликующей благодарности к мэру, подарившему Москве такое чудо. Когда так радикально расходишься с населением и властью в области, где ты специалист, надо переходить на позиции этнографа.

Пора поведать о потрясающих обрядах, принятых у народа под именем "москвичи". Они сегодня, в 2007 году, на полном серьезе построили императорскую резиденцию XVIII века и считают ее музеем. К безумию они двигались постепенно. ( Далее )

Григорий Ревзин
Сдвиг по Хмельницкому

Выход книг Дмитрия Хмельницкого

dmitrij_sergeev «Зодчий Сталин» и «Архитектура Сталина», я думаю, будь они опубликованы 20 лет назад, стал бы интеллектуальной сенсацией. Они не превосходят гениальной книги Владимира Паперного «Культура Два», но ее вообще не превзойти, Паперный – это как Шпенглер, он гораздо больше, чем про архитектуру. Но в списке литературы по предмету они, несомненно, теперь будут идти сразу за Паперным.

( Read more... )
Причем от степени близости к вождю, от степени вовлеченности в советскую идеологию это зависит не так сильно, как кажется на первый взгляд. Скажем, музыка. Прокофьев и Шостакович – это не периферия сталинской музыки, а самая ее сердцевина, но тут царствует агиографический жанр, и последняя книга Соломона Волкова о Шостаковиче – тому яркое свидетельство. Диалог композитора Шостаковича со Сталиным – это, по Волкову, одно из величайших культурных событий ХХ века, один из апофеозов вечной драмы столкновения художника и царя. Не столь возвышенно, но в той же понятийной модели принято рассматривать диалог Пастернака со Сталиным, Мандельштама со Сталиным, Ахматовой со Сталиным (Яков Гордин) или Эйзенштейна со Сталиным (Вяч. Вс. Иванов).

Но если кому-нибудь придет в голову проанализировать в тех же терминах диалог Константина Симонова со Сталиным или Григория Александрова со Сталиным, то сразу станет ясно, что тот, кому это могло прийти в голову – гнусный мерзавец, оправдывающий лагеря.

Не слишком это зависит и от художественного качества. Константин Федин при жизни считался одним из эталонов русской прозы, и, надо сказать, его стиль – действительно достижение, но это же ни в какие ворота не лезет – так прямо об этом и заявлять. С другой стороны, Валентин Катаев в своем личном поведении был, по-видимому, персонажем ничуть не лучше Федина, однако же не кто-нибудь, а сам Василий Аксенов всерьез разбирает его стиль, как будто никакого личного поведения не было. Искусствоведа, начавшего всерьез разбирать преломление традиций академизма и импрессионизма у художника Алексея Грицая, мало кто поймет. С другой стороны, аналогичный анализ творчества Ильи Машкова – единственно уместный способ писания об этом художнике, хотя его работы 30-х гг. демонстрируют сознание прямо-таки монструозное, и Грицай рядом с ним смотрится как серый обыватель рядом с людоедом.

Фигур двойственных у нас раз два и обчелся. Как бы ни славил Маяковский палачей, он все равно гений. Какие бы стихи ни писал Николай Тихонов – он все равно бездарный чиновник, вызывающий чувство брезгливости. Алексей Толстой и Михаил Шолохов написали произведения, без которых невозможна история русского романа. Это немного смущает, но в целом понятно, что они уголовники, и всерьез о них можно говорить только в том смысле, что «Тихий Дон» Шолохов украл у малоизвестного поручика Федора Крюкова. «Доктор Живаго» в плане собственно романного построения демонстрирует редкостную, прямо детскую беспомощность – но это, несомненно, главный русский роман ХХ века.

Перед нами – только вопрос традиции, устоявшихся в той или иной сфере репутаций, и я перечисляю все это только для того, чтобы стало понятно, насколько это условно. Но попытки их менять и рассматривать то или иное явление сталинской культуры под другим ракурсом – всегда скандал. Напомню свежие: легкая коррекция образа Пастернака в смысле его отношений с советской властью в недавней биографии Дмитрия Быкова (книге замечательной) и глубоко отвратительная книга Тамары Катаевой «Анти-Ахматова». В обеих книгах (при всем их различии) производится всего лишь сдвиг – человек из одной, принятой по отношению к нему парадигмы рассмотрения, переведен в соседнюю. Вопрос о дачах Симонова, несомненно, является одним из решающих для понимания его лирики, вопрос о даче Пастернака, полученной ведь тоже не от узников ГУЛАГа, поднимать глубоко бестактно. Стадии алкоголизма Фадеева, распад личности, динамика запоев, ночевки в мокрых штанах под забором в Переделкине – предмет вполне респектабельных литературоведческих размышлений, – без этого судьба романа «Тяжелая индустрия», разумеется, неясна. Катаева, позволившая себе написать о проблемах женской физиологии у пятидесятилетней Ахматовой, заслуживает только матерных характеристик.

По сути, то, что сделал Хмельницкий – это всего лишь перевод сталинских архитекторов из одной категории – скажем, близкой к композиторам, в другую, скажем, близкую к художникам соцреализма. Естественно, тут возникает скандальный эффект, и автор на него рассчитывал. Но я все время хочу подчеркнуть условность этих категорий. В конце концов, это личное дело автора, с кем ему интереснее вступать в диалог – великими художниками или мелкими подонками. Хмельницкий выбрал вторых. Но он сделал это совершенно открыто, вполне публицистически, так что если вы этой позиции не разделяете, ее очень легко отсечь.

Зато можно оценить то, как много видно из этой позиции. В советском архитектуроведении нет более глубокого анализа конкурса на Дворец Советов, чем в книге Хмельницкого, хотя, казалось бы, кто про это не писал! Он впервые внятно проанализировал истоки и динамику принятия постановления об излишествах в архитектуре. Его анализ позиции Весниных в 1930-е годы – это вообще открытие, ну или скорее открытие того, о чем не было принято говорить. Но уж во всяком случае, роль Альберта Кана в контексте истории советской архитектуры им открыта впервые. Нет ни одной книги, в которой сколько-нибудь внятно рассматривалась бы проблема интеллектуальной атмосферы в послевоенной архитектуре – Хмельницкий не закрыл тему, но он ее открыл, и это уже прорыв.

( Read more... )

Ответ на статью:
http://www.projectclassica.ru/discus/28_2009/28_discus_01.htm

Старое, но хорошее про кукурузину.
Ревзин http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1242676&ThemesID=147

Еще тогда, когда экономика росла как на дрожжах, проект было трудно защищать с точки зрения бизнеса. Сегодня это просто полностью убыточная затея. Конечно, строительство такая вещь, что позволяет много заработать на убыточных затеях, но не тем, кто заказывает, а тем, кто исполняет. Ни Миллер, ни Матвиенко, ни даже председатель правительства никак не заработают на этой башне, напротив, это бюджет "Газпрома" и города будут доить всевозможные подрядчики. Но из этого следует очень важный вывод. Им именно нравится, что над горизонталью Петербурга будет торчать этот хрен, они видят в этом величие и силу, они хотят построить вертикаль. Они это делают не из корысти, а для красоты.

И это принципиально ново. Раньше Матвиенко, может быть, и не была носителем той же культуры, что академик Пиотровский, но разница была количественная — он просто больше знал про культуру, и она готова была его слушать. Теперь власть заявила, что вся эта интеллигентность ей больше не нужна, у нее другая культура, своя. Она сама себе формирует эстетический идеал, сама о нем мечтает, сама свою мечту защищает, а с теми, кто не согласен, будет дискутировать ОМОН.

Бороться больше невозможно, апеллировать не к кому. Не знаю, может, от слабости, но я вот что думаю. А может, не надо бороться? Вообще-то построить 400-метровый небоскреб довольно трудно. Для этого нужно обладать известным уровнем культуры, это довольно сложная техническая задача. Эта 400-метровая стекляшка... Ведь дикари потому так ценят стеклянные бусы, что сами не умеют их делать.

Сейчас выяснится, что почвы не те, что нужно укреплять котлован, потом еще укреплять, потом все разворовали, потом что-то рухнет, потом другая команда, дополнительные исследования, одно изменение проекта, второе, потом уголовное дело против архитекторов — ну как с Мариинкой, с Большим театром и т. д. Нет, правда, чего вы боитесь? Не построят. Берег изгадят, повозятся и разойдутся. Дикари ведь. Им слабо.

Кстати, минкульт высказалось против.

Что будет дальше?

Иллюстрация: Андрей Гордеев

Спасибо за статью

valgog. Это тема перекликается с моими рассуждениями о мести, прощении и осуществлении правды т.е. суда. Для многих людей пункты 1 и 4 (там, по ссылке) как-то смешиваются. Они думают, что когда мы, русские, не мстим, "всё терпим" - это евангельское прощение. Но у современных русских это не так. Они не добиваются правды, суда, справедливости; не мстят, в конце концов - не потому, что "простили" (христианство на 1/8 части суши не в чести), а от бессилия. Сперва надо обрести силу, и вершить правду, суд. И лишь потом сильный может отказаться применять свю силу и выполнить завет Христов о прощении "Не противься злому"
it

Григорий Ревзин

"В: Почему грузины не простят русских?
О: Потому что Шекспир им ближе, чем Толстой.

Не то чтобы меня часто обижали, вовсе нет, но с любым человеком это иногда случается. Если человек более или менее посторонний и его удается быстро обидеть в ответ, то это дело плевое. Но вот иногда так бывает, что тебя обижают люди, которых ты любишь, которые тебе дороги. По каким-то причинам они совершенно сознательно делают тебе зло. Причины тут малозначимы, они забываются, хуже с обидой. Ни разу в жизни не удалось мне никого простить.
Я знаю, что держать обиду нехорошо, что прощать надо, но не понимаю, как это делать. С некоторыми людьми я не здороваюсь десятилетиями, с некоторыми формальные отношения восстановились, но вот так, чтобы все забыть и просто жить, как будто ничего не было, не удалось ни разу в жизни. Я старался всерьез. Не вышло, и уже, наверное, не выйдет никогда.

Вероятно, тут дело в каких-то культурных кодах. Чтобы простить, нужна, считается, какая-то великая цель. Христос простил Петра, хотя такое не прощается. Многие простили Сталина, потому что была война. Но, по-моему, одной цели мало. Тут важен принятый способ достижения целей.

Есть разные модели понимания того, как движется история. Скажем, в России принято считать, что историю двигают все вместе – народ, класс – не суть важно, важно, что вместе. В греческой античности ее двигал рок, судьба. С христианской точки зрения опять же души соединяются вместе в молитве в церкви, и тут не важны индивидуальные отличия, важен общий порыв. Наверное, в этих ситуациях простить как-то можно, потому что есть нечто гораздо большее, чем твоя личность. Но в более традиционном европейском смысле история есть развертывание личностей – чувств, желаний, стремлений. Это, кстати, такое понимание, в рамках которого формируется сначала кодекс поведения рыцаря, а потом – джентльмена.

Вот, скажем, у Толстого князь Андрей прощает Анатоля Курагина на Бородинском поле – перед лицом смерти, и своей, и своего врага – но прощает. Потому что Россия и всеединство. А у Шекспира такого не могло случиться. Шекспировское понимание истории так устроено, что все там разворачивается из страстей каждого конкретного героя. И для него простить – значит предать себя, забыть свою собственную личность. Это невозможно, потому что тогда непонятно не только, зачем жить. Непонятно даже, зачем умирать.

Этот разговор – о Толстом и Шекспире – у меня состоялся в достаточно странной компании. Вернее даже сказать, он состоялся при мне, потому что я был слишком юн и глуп, чтобы в нем участвовать. Я тогда вообще не понимал, что это значит, лежать и умирать, как это, собственно, происходит, о чем в этот момент думаешь. А говорили джентльмены уже достаточно пожилые и состоявшиеся. Один был главный инженер номенклатурной автобазы, второй – директор коньячного завода, а третий, насколько я понял, владел всеми мясными прилавками на центральном рынке.

В Тбилиси это было. В 1979 году мама послала меня на лето к своей университетской подруге, Нане Чанишвили, а та меня повела в Театр Руставели, на знаменитого «Ричарда III» Роберта Стуруа.