"Употребив по отношению к Новгородской республике термин "государство", следует уточнить, что он имел принципиально иное значение, чем то, что стало пониматься под государством позднее, и скорее соответствовал глокальному (ð 1-8) мировоззрению эпохи постмодерна.
Это обстоятельство подчеркнул Николай Костомаров, описывая визит в тогда еще вольный Новгород послов от московского князя:
Ставши на вече, послы сказали: "Великий князь велел спросить Новгород: какого государства он хочет?" Вече заволновалось: "Мы не хотим никакого государства! Господин Великий Новгород сам себе государь!"
Князь в Новгороде обладал совершенно иным статусом, нежели в Москве. Прежде всего, пост новгородского князя был выборным. Во-вторых, он имел весьма ограниченную власть. Каждый князь после избрания должен был дать особую клятву и подписать договор, в котором он обязывался сохранять новгородские институты и ограничивать свои действия строго определенной сферой полномочий, в основном оборонных. Если же князь пытается их превысить, новгородцы имели право объявить ему "импичмент", или, как они выражались по-русски, "указать ему путь". Этот "путь", кстати, трижды указывали и Александру Невскому - за его постоянное стремление к вассальному союзу с Ордой.
Новгород, в отличие от Киева, не говоря уже о Москве, обладал развитой гражданской демократией. И этим, в сущности, повторял устройство эллинских полисов и скандинавских тингов. Суверенная Новгородская республика являлась не каким то "отклонением" от магистрального развития Русского государства, как это пытаются представить московские евразийцы, но хранителем наиболее чистых русских - и шире - североевропейских и античных традиций. Историк Роман Багдасаров сообщает, что новгородцы, утверждавшие реальное существование земного рая, отличались неудержимой волей к географическим открытиям:
Новгородские мореходы были не менее активны, чем прочие европейцы. Подобно ирландцам (с коими их объединяла общая эмблема - кельтский крест), они осуществляли активную миссионерскую деятельность как на побережье северных морей, так и в глуби материка. В XIV веке новгородские купцы достигали на своих юмах берегов Дании и Фландрии, Англии и Франции. С помощью волжского пути Новгород был связан с мусульманским Востоком и Закавказьем, а через водную магистраль "из варяг в греки" - с Византией. Поистине немереные просторы открывались перед новгородцами на Северо-Востоке, в Заволочье или Двинской земле. Для обозначения этих территорий они использовали символ Китовраса, царя потустороннего пространства.
Интересно, что вплоть до начала XVI (!) века на европейских картах столицей Руси обозначалась не Москва, а Новгород. Альмаро Кампензе, представлявший итальянское посольство на Руси, называл Новгород "знаменитейшим из всех северных городов, даже более обширным, чем Рим". Однако новгородцы не были, как это сформулировал Николай Костомаров, "особой северной народностью". Это и была собственно русская народность. Скорее уж уместно называть москвичей некоей "особой центральной народностью", отрекшейся и от варяжских, и от славянских корней."
( Read more... )