
Продолжение.
Начало здесь
Борис Галанов
Платье для Алисы:
Я видел и таких Алис, когда художник, буквально
прочитав слова Кэрролла, наряжал девочку чуть ли не в
королевское платье из золота. Тенниел счастливо избежал
соблазнов. В его рисунках образ Алисы получился не столь
мягким, мечтательным, нежным, какой рисовал на страницах
своей рукописи Кэрролл, но у Тенниела он вполне отвечает
духу книги.
( Read more... )
Калиновский не побоялся запечатлеть на бумаге самые
невероятные нелепицы. Озорная фантазия неизменно сопутствует
его рисункам. Но это не мешает художнику, как
прежде и Тенниелу, отправляться на поиски главного —
221
скрытой сути нонсенсов Кэрролла. Тенниел в своих поисках
придавал большое значение объемности, фактурности рисунка.
Мы всегда ощущаем у него все: тяжесть, земное, что ли,
притяжение, каждого персонажа. Фантастическое —
материализуется. И вот еще что важно подчеркнуть: Тенниел
стремится передать психологическое состояние той же Алисы
в острых, конфликтных ситуациях: ее страх, досаду, радость,
гнев, смех и слезы.
( Read more... )
Взгляните, пожалуйста, повнимательней на рисунок Тен-
ниела «Безумное чаепитие». Алиса, уязвленная тем, что ее не
пригласили к чаю, решительно, без приглашений, уселась в
кресло во главе стола. Болванщик же тотчас вскочил с места,
намереваясь, по-видимому, огорошить Алису одним из тех
каверзных вопросов, над смыслом которых до сих пор еще
ломают головы комментаторы Кэрролла. Поза и жест Бол-
ванщика, выражение его лица выдают крайнюю агрессивность,
Мартовский Заяц, отвернувшись от Алисы и во всем
готовый поддакнуть Болванщику, смотрит на него с угодливой
улыбкой. Между Мартовским Зайцем и Болванщиком
дремлет Мышь-Соня. Ей ни до чего нет дела. Она не
просыпается даже тогда, когда на нее, как на подушку, оба
бесцеремонно опираются локтями.
Калиновский, иллюстрируя «безумное чаепитие», видел
свою задачу не в том, чтобы передать мир чувств Алисы, ее
противостояние другим участникам чаепития. В рисунке
Калиновского нет злой иронии. Скорее, юмор, шутка. Алиса
и Болванщик («Шляпа» в пересказе Б. Заходера) лукаво
переглядываются, как бы присматриваясь друг к другу.
Мартовский Заяц, в маскарадном наряде не то пажа, не то
циркового акробата, делает стойку на одной руке, опершись
на голову терпеливой Мыши-Сони. Все комично, все изящно
и загадочно.
Тенниел, сосредоточив внимание на участниках чаепития,
прежде всего интересовался их душевным состоянием. Фон на
рисунке Тенниела отсутствовал. Калиновский, захваченный
стихией веселой проказы, забавы, игры, вписал чайный стол
вместе со всеми сидящими за столом, спящими или баланси-
223
рующими над ним в воздухе (вспомним Мартовского Зайца) в
причудливый пейзаж с буйно разросшейся травой, странным,
островерхим домиком под черепицей, с массой разнокалиберных
пристроек и пристроечек, с гигантскими кактусами и
лопухами, поднявшимися выше крыши.
( Read more... )
И если у Тенниела, при всей фантастичности происходящего
чаепития, уже по костюмам персонажей историку нетрудно
определить время действия, а платье и прическа Алисы,
самый стиль интерьеров, обстановки, бытовых предметов
скажут ему о вкусах и привычках Викторианской эпохи (то
есть эпохи королевы Виктории, когда Кэрролл писал свои
книги и детей одевали примерно так же, как Тенниел одел
Алису), то у Калиновского костюмы условны, производят
впечатление театральных и даже намеренно эксцентричных.
Время не имеет даже приблизительного исторического обозначения.
Оно тоже условно: «...в некотором царстве, в
некотором волшебном государстве...» По страницам книги
нескончаемой вереницей шествуют то каменно-неуклюжие,
неповоротливые монстры, то легко движутся словно бы
летящие по воздуху женские фигуры. А плоские, выдернутые
из колоды карт и ожившие короли и дамы, валеты, двойки,
тройки, пятерки, семерки? Они тоже не имеют другой
прописки, как в сказке, в игре. Не так ли?
С дистанции времени Калиновский прочитал книгу по-
другому, чем современник Кэрролла Тенниел. Вслед за
Алисой он пришел в страну чудес и в Зазеркалье. Но в
удивительном этом мире Тенниел счел нужным обозначить
приметы времени, своего времени, и, как говорят исследователи,
придал некоторым своим рисункам вполне определенные
политические оттенки, а персонажам — черты видных
политических деятелей своего времени (Гладстона и Дизра-
эли), что было для него естественно как для карикатуриста
сатирического журнала «Панч». Калиновский рисовал,
не то чтобы отвлекаясь начисто от деталей. Напротив, их
много, и очень смешных, но никак не привязанных ко
времени. Среди персонажей, пожалуй, только Алиса в своей
клетчатой шотландской макси-юбке больше глядится девочкой
нашей эпохи, чем Викторианской или девочкой из сказки.
Она пришла из мира реальности в мир фантастики. Стала
своего рода связующим между ними звеном. Оставаясь в
пространстве условной сказочной игры, не населяя его
приметами давно ушедшего времени, Калиновский облегчил
восприятие книги современным юным читателям так же, как
в свое время Тенниел сделал ее более узнаваемой для своих
современников благодаря определенным историческим приметам.
Впрочем, при всем отличии по стилю и манере рисунков
Калиновского от тенниеловских они сохраняют верность
тенниеловскому принципу изображать абсурд как что-то
225
смешное, ошарашивающее, удивительное, но не слишком
пугающее и страшное (исключение составлял только Бармаг-
лот).

Мы уже говорили, что со времени Тенниела это стало
традицией. Можно добавить, что в русле этой традиции делал
иллюстрации к «Алисе» художник Ю. Ващенко для издательства
«Книга». В своих рисунках, очень непохожих на тенни-
еловские, Ващенко по-своему, своими оригинальными средствами
попробовал перенести нонсенс из словесного ряда в
изобразительный, удивить, рассмешить, огорошить, иногда
придать рисунку некую таинственность (самой Алисы на
рисунке нет, только ее рука угрожающе протянулась из-за
двери к Черной Королеве, или эта же рука дерет за ухо
черного котенка). Но в любом случае художник не собирался
ни устрашить, ни испугать.
Читать далее
( Картинки )