Женщины и мужчины в церкви

Священник Георгий Чистяков о женщинах и мужчинах в церкви

Десницкий об истории в Библии

"Систематического богословия в Библии практически нет – в ней приведены
самые разные воззрения и утверждения, которых придерживались разные люди в разные
исторические периоды. Сегодня среди богословов популярен такой жанр, как трактат по
схеме «учение N (пророка, апостола, евангелиста) о таком-то предмете». Так и
представляешь себе этого пророка или апостола профессором богословия, который читает
своим студентам систематический курс лекций.… Строятся все трактаты примерно так:
берется готовое церковное учение об этом предмете, а потом подбираются
соответствующие цитаты. Классическим примером может служить недавно переизданный
труд П.А. Юнгерова “Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни”8.

На самом деле совершенно невозможно найти в канонических книгах Ветхого Завета не то
что сколь-нибудь связанного и целостного учения о бессмертии души (оно впервые
появляется в 7-й главе 2 Маккавейской книги), но хотя бы даже ясно выраженного
упоминания такого бессмертия."

http://nasledie-college.narod.ru/Doclad3/Desnickii.pdf

Ежи Попелушко и Александр Мень

( Read more... )

статья Чистякова об о.А.Мене. Часть 1

В продолжение темы. Статья впервые полностью в Интернете, я сканировал (фрагмент про перевод Радостная весть был на сайте РБО)

Священник Георгий Чистяков

Отец Александр Мень

Послесловие к книге Ива Амана «о.А.Мень: Люди ждут Слова»

Отец Александр Мень - один из ярчайших мыслителей и подвижников (в самом широком смысле этого слова!) России во второй половине XX века. Для спасения человека из лап тоталитарного мышления и той духовной душегубки, в которой мы жили в эпоху безраздельного господства коммунистической партии и кагебешного контроля за всем, что происходило в наших душах, мало кто сделал так много, как

( Read more... )

Именно эти четыре человека, очень разные и совершенно непохожие друг на друга, в сущности, посвятили всю свою жизнь тому, чтобы мышление их соотечественников было свободным, чтобы все мы мыслили не стереотипами и готовыми клише, а творчески осваивали то, что нас окружает, чтобы в конце концов мы не боялись сказать или сделать что-то не так, как это принято, положено, установлено. И вообще - чтобы мы не боялись. Один современный культуролог сказал как-то, что эта работа была своего рода «расцементированием мозгов», которые у подавляющего большинства из нас были крепко-накрепко зацементированы советским строем и марксистско-ленинской идеологией. Действительно, именно этим и занимался отец Александр Мень.

Часто приходится слышать, что о. Александр не занимался политикой. Это действительно так, в том плане, что он не участвовал в ежедневной работе, которая велась тогда диссидентами, но при этом он не покладая рук занимался с людьми, работал с ними, делая их свободными, раскрепощая сознание и воспитывая молодежь в духе, который был уже несовместим со всем тем, что творилось тогда вокруг. Не случайно поэтому во время августовского путча 1991 г. (уже после убийства о. Александра) почти весь новодеревенский приход оказался у Белого Дома. Всем нам было тогда понятно, что при советском кагебешном режиме мы жить больше не хотим.

Надо думать, что и смерть его может быть объяснена именно тем, что КГБ (в сентябре 1990 г. он был еще всесилен и возглавлялся будущим членом ГКЧП Крючковым!) видел в нём настоящего врага, особенно в тот период, когда в эпоху «гласности» о. Александр начал появляться на телевизионных экранах, выступать в клубах и высших учебных заведениях, давать интервью отечественным и зарубежным газетам. Деятельность таких людей, как о. Александр, приводила к тому, что горбачевская подконтрольная ЦК КПСС перестройка перерастала в реальный отказ от тоталитаризма, в реальное движение страны к свободе.

«Я абсолютно убежден, - сказал 8 сентября 2000 г. в эфире радио «Эхо Москвы» Николай Александров, - что это инспирированное определенной организацией на самом верху убийство». А писатель Андрей Еремин, приглашенный в тот день на радио, сразу вспомнил, как Григорий Явлинский, выступая на конференции, посвященной отцу Александру, сказал, что «безнравственная ситуация в России в 90-е годы во многом определилась смертью двух великих духовных лидеров России - Андрея Дмитриевича Сахарова и отца Александра Меня. Это не случайно. Чего хотели, того и добились».

В начале 90-х годов о. Александр Мень оказался для них действительно страшным врагом, потому что ему, как и Сахарову, было чуждо умение играть в «их» игры, идти на компромисс, особенно в тех случаях, когда дело касалось внутренней свободы человека и его внутренней независимости от чего бы то ни было. Именно поэтому убийца не найден до сих пор, поскольку комитет умел профессионально организовывать спецоперации и скрывать следы. Встречи в клубах собирали полные залы, студенты в Историко-архивном институте (будущем РГГУ) вслушивались в каждое его слово, статьи в газетах и журналах читались тысячами читателей.

Журнал «Смена» начал тогда печатать «Сына Человеческого», и это тоже было огромным событием, потому что люди, ещё вчера думавшие, что христианство - это удел безграмотных старушек, вдруг неожиданно начали открывать в Евангелии весть, адресованную именно им, здесь и сейчас. Буквально на глазах о. Александр (как это было в Польше с о. Ежи Попелюшко) становился одним из лидеров новой России, что, конечно, для КГБ было нестерпимо.

В Центральном муниципальном архиве Москвы хранится дело (ф. 3004, оп. 1, № 107), представляющее собой объёмную записку «О современном приходе русской православной церкви, о современных верующих».

Записка эта составлена в 1979 г. «по нашей просьбе, - как пишет А.С. Плеханов, бывший главным куратором Церкви от КГБ, а официально - уполномоченным Совета по делам религии по Москве, - одним из опытных в церковных делах служителей культа».

Автор записки, имея в виду, что «в своем движении к коммунизму страна постепенно меняет свой облик», предупреждает, что в век техники до молодежи «доходит чрезмерно много информации дурного свойства из-за рубежа... Такая молодежь, - продолжает не известный по имени, но маститый московский протоиерей, - хотя и прошла курс атеистического воспитания, недостаточно твердо восприняла его». Она, по мнению автора записки, «остывает к материалистической философии и ищет что-то новое... ответов на волнующие их философские вопросы, надеясь найти их в церкви, в религии».

Подчас она оказывается в лапах сектантов, искусно прививающих ей религиозное мировоззрение, но, продолжает автор, «старается работать с такой молодежью и фрондирующая часть духовенства, вроде диссидентов - "борцов" (кавычки автора! - Г. Ч.) за права верующих Дудко, А. Меня и им подобных». О том, что о. Александр работал с нами, тогдашней молодежью, мы знаем не понаслышке. Знали мы и о том, что многим из пожилых священников того времени это казалось ненужным и, прежде всего, опасным для судьбы отца Александра, которого, как они справедливо считали, за это могли «наказать», а попросту выслать из Москвы, отправить в пермские лагеря и т.д.

Не знали мы только того, что, оказывается, кого-то из этих пожилых священников беспокоило, что такая работа наносит вред атеистическому мировоззрению. Читать такие документы до боли грустно, а в сущности, отвратительно. А ведь при этом автор был верующим и благочестивым человеком! Молился на ночь и постов не нарушал. «Таким образом, - продолжает неизвестный аналитик, - эта часть молодых людей, утерянная для атеизма, становится верующей с исковерканной психологией».

Вот в какой атмосфере приходилось трудиться о. Александру Меню. Естественно, вслед за такими записками начинались бесконечные вызовы в КГБ, «профилактические» беседы и просто допросы, вечная слежка, чудовищный психологический прессинг со стороны власти. Примерно в эти же годы меня вызвали как-то раз в военкомат, где сотрудник КГБ стал уговаривать меня «информировать» их о том, что я знаю из области новостей в религиозной сфере, сообщать о том, что читает молодежь, чем она живет, как обстоит дело с книгами из-за рубежа и прочая. В полном отчаянье и боясь рассказать об этом родителям, которые бы чудовищно перепугались, я помчался в Новую Деревню, где рассказал об этом о. Александру, уже уходившему из церкви, поэтому прямо по дороге. Тот рассмеялся и сказал: «Кто же с тобой беседовал? Наверное, "старлей" какой-нибудь... А вот меня вчера два часа подполковник обрабатывал на Лубянке».

Действительно, меня, молодого преподавателя Института иностранных языков, только «щупали», а его именно за молодежь, которую он приводил к Богу, просто колошматили, как могли. Следил за ним КГБ не переставая. У Библиотеки иностранной литературы, когда он читал там лекции, всегда дежурила их машина, в церкви постоянно появлялись агенты, по улице вслед за о. Александром вечно ходили топтуны. И все это на фоне все более «набиравшей обороты», как писали тогда в газетах, перестройки.

«Таким образом, - повторю цитату из аналитической записки неизвестного московского протоиерея, - эта часть молодых людей, утерянная для атеизма, становится верующей с исковерканной психологией». В чем же заключается «исковерканность» психологии той молодежи, о которой говорится в записке? Речь идет не только о том, что она утеряна для атеизма, но, конечно, о большем: о том, что попавшая к о. Александру молодежь исковеркана свободой и раз и навсегда потеряна для тоталитаризма. «Всю жизнь, - пишет об о. Александре Владимир Илюшенко, - власти светские и духовные преследовали его. Его свободомыслие было для них неприемлемо и подозрительно». «К свободе призваны вы, братья», - любил повторять о. Александр, цитируя апостола Павла. И с горечью продолжал: «Люди не хотят свободы. Причины разные, но - это факт».

«Я убежден,— говорил он в своем интервью, заготовленном на случай ареста, - что свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего радикально нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте».

( Read more... )

Более того, он был пастырем далеко не для одного только поколения 60-х гг. С тех пор, когда создавался семитомник, прошло более двадцати лет, но и теперь его книги читаются с огромным интересом и раскупаются в магазинах совсем новым читателем - людьми, которые не видели о. Александра при жизни и, конечно, ничего о нем не знали, потому что были тогда детьми.

Но и человек на Западе, казалось бы, психологически ничего общего с отечественным выходцем из советского времени не имеющий, оказывается, тоже нуждается в о. Александре и в его слове. Когда итальянский писатель Джованни Гуайта решил перевести книгу «Сын Человеческий» на итальянский язык, один из французских друзей о. Александра сразу же заметил, что этого делать не нужно, потому что на Западе существует и без того огромное множество таких книг, где популярно и на высоком уровне излагалась бы жизнь Иисуса. И ошибся. Когда «Сын Человеческий» вышел (сначала на итальянском, а потом в его же переводе по-французски), оказалось, что книга прекрасно раскупается. Она оказалась востребованной не только в России, но и в других странах, вероятно, в силу того, что в этой книге есть нечто абсолютно уникальное. Что именно? Вероятно, «полное слияние с Тем, о Ком он говорил», - с Иисусом из Назарета.

Хорошо пишет об этом Андрей Еремин в своей книге «Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков»: «В проповедях, исповедях, беседах отец Александр приобщал нас к своему опыту веры. Он говорил о тайне Богочеловечества, подбирая самые точные и простые слова, удивительно меткие и емкие метафоры. Но себя он при этом умалял, его самого как бы не было. Был Господь. Именно поэтому отцу Александру так удавалось передать Его Образ или образ святого, или евангельское событие... Это настоящее вживание, полное слияние с тем, о ком он говорил, было не только следствием его художественного таланта, но и знаком глубокого смирения» (С. 270).

Отец Александр Мень был убежденнейшим сторонником мира между христианами разных исповеданий, в котором видел conditio sine qua non для будущего христианства. Отец Александр полностью бы поддержал участницу одного из христианских форумов в сегодняшнем интернете, которая недавно написала: «Хватит межрелигиозной борьбы. Не секрет, что из-за этих междоусобных "войн" многие вообще не воспринимают христианство всерьез. Мол, сами там не могут разобраться, а еще другим проповедуют». При этом, когда на «Эхе Москвы» кто-то из радиослушателей спросил «Можно ли называть Александра Меня экуменистом?», а Сергей Бунтман и Андрей Еремин сразу отозвались: «Конечно, можно», - Ив Аман заметил: «Я не знаю, можно или нельзя, смотря по тому, что вкладывать в это слово, особенно сейчас. Но вообще отец Александр никогда не занимался экуменической деятельностью как таковой. Он не участвовал в экуменическом движении».

Действительно, в отличие от своего современника митрополита Никодима (Ротова), он, будучи рядовым священником, разумеется, не вел никаких переговоров с католиками, не бывал на приемах у Папы Римского и т.д., но при этом не менее митрополита был предан пути христианского единства и был, как сказал во время диалога в радиоэфире Ив Аман, «открыт другим конфессиям и признавал богатства, которые у них есть». Теперь иногда утверждают (особенно представители православной молодежи), что экуменизм 60-70-х гг. был продиктован чисто тактическими целями, поскольку в условиях атеистического государства, постоянного усиления антирелигиозной пропаганды и жестокой борьбы с религией поддержка ведущих стран Запада, в правительствах которых католики и протестанты лоббировали интересы православия в России, спасала Церковь от разгрома.

На самом деле это не совсем так. Конечно, поддержка Ватикана и Всемирного Совета Церквей была тогда для нас чрезвычайно важна, потому что советский режим был вынужден считаться с международным общественным мнением. Это прекрасно понимал такой великий человек, каким был митрополит Никодим, и поэтому извлекал из этих отношений максимум пользы для православия в России и в других республиках бывшего СССР. С другой стороны, католики (например, брюссельский центр «Жизнь с Богом» и его руководители Ирина Михайловна Поснова и о. Антоний Ильц) и протестанты, прежде всего из США, помогали верующим в России просто и абсолютно бескорыстно.

Ведь именно они печатали для России религиозную литературу, которая затем в чемоданах дипломатов нелегально попадала на территорию СССР, - готовили эти книги к печати и печатали, в том числе и книги отца Александра, которые, разумеется, тогда не могли выйти в свет в России. Это постоянная помощь и поддержка, которая ничем, кроме как их верой во Христа, не объяснялась. И тут необходимо заметить, что в шестидесятые-семидесятые годы мы все, верующие в России, как-то очень ясно ощущали, что близки друг другу не только по той причине, что против нас всегда борется один и тот же враг - КПСС и ее марксистская идеология, но и по причине несравненно более важной: они (коммунисты) борются против своих бесчисленных врагов в стране и за ее пределами, мы же сражаемся за - за то, чтобы человек мог свободно верить в Бога и иметь возможность совершенствоваться в своей вере.

«Главное в экуменизме отца Александра, - пишет Андрей Еремин, - практический подход. В словах Христа "да будут все едино" (Ин 17:21) батюшка видел призыв не к богословствованию, а к действию... Поэтому к любому позитивному начинанию христиан других конфессий он относился терпимо и с интересом» (С. 230).

«Отец Александр, - говорит Андрей Еремин, - постоянно напоминал, что Христос пришел учить нас не Filioque, а жизни с Богом, которая дается причастием к Рожденному, Воплощенному, Распятому и Воскресшему» (С. 205). То, что нас, христиан разных исповеданий, объединяет, неизмеримо больше того, что нас отделяет друг от друга, - постоянно подчеркивал о. Александр.

...Однажды, говоря о том, почему в мире сегодня так много разных исповеданий, он  заметил: «противоречивость между различными христианскими исповеданиями - протестантами, католиками, православными - это не есть распад, разлом, а это есть лишь проявление частей целого, единого целого, до которого надо дойти - до глубины». На вопрос журналиста о том, как он, православный, относится к другим исповеданиям, отец Александр ответил:

«Отношение моё сложилось не сразу. Но путем долгих размышлений, контактов и исследований я пришел к убеждению, что Церковь по существу едина и разделили христиан главным образом их ограниченность, узость, грехи. Этот печальный факт стал одной из главных причин кризисов в христианстве. Только на пути братского единения и уважения к многообразным формам церковной жизни можем мы надеяться вновь обрести силу, мир и благословение Божие».


Далее: продолжение статьи

статья Чистякова об Александре Мене. Часть 2

 Статья впервые полностью в Интернете, я сканировал.

Священник Георгий Чистяков

Отец Александр Мень

Послесловие к книге Ива Амана «о.А.Мень: Люди ждут Слова»

Часть 2. Начало здесь

( О переводе Радостная весть )

Смысл этого пассажа ясен до предела: рецензента не устраивает «десакрализация священного текста», который на самом деле (и, казалось бы, автор рецензии должен об этом знать!) написан не на каком-то особом священном языке, как писалась древнеегипетская «Книга мертвых» или «Упанишады», а на простом разговорном языке своего времени; апостол, работая над своими посланиями, меньше всего думал о литературных красотах. Молодой епископ спорит не с В. Кузнецовой, а с о. Александром, причем по одному из самых принципиальных для о. Александра вопросов.

Отец Александр Мень постоянно повторял последние слова Иисуса, которыми заканчивается Евангелие от Матфея («И се Я остаюсь с вами во все дни до скончания века»), и всегда утверждал, что в христианстве не должно быть благоговейной бессмыслицы, что Иисус говорил со Своими учениками не на сакральном языке священного текста, но просто и используя разговорное наречие своего времени. «Для меня, - говорил о. Александр, - в Церкви, конечно, дороги, как с детства было, и песнопения, и церковная архитектура, и традиции, и книги, и обычаи. Но все это имело бы преходящий смысл, не более важный, чем традиции древних индейцев или египтян, или любого другого народа или времени, если бы я не чувствовал, что Он действительно остался, если бы я не слышал Его голоса внутри, отчетливого голоса, более отчетливого, чем иной человеческий голос».

Вспомнив однажды о том, что при митрополите Никодиме в Ленинграде практически во всех храмах апостольские и ветхозаветные тексты во время богослужения читались по-русски, от чего сразу отказался переведенный из Минска на ленинградскую кафедру после смерти владыки Никодима Антоний (Мельников), о. Александр с горечью в голосе заметил: «Теперь снова по-славянски чирикают».

Есть открытое христианство и есть закрытое. Открытое христианство базируется на ощущении невидимо, но реально присутствующего среди верующих в Него Воскресшего Иисуса.

«Путь к открытому христианству лежит через сопричастность каждого Откровению Божественной любви, - пишет, излагая взгляды о. Александра, Андрей Еремин, - когда исчезает открытость, свобода и возникает тяга к гарантированному обеспечению, пропадают вера и надежда. И человек уже идет не "по воде", а "по асфальту"». В этой связи А. Еремин вспоминает западного богослова о. П. Тиволье, который пишет:

( Read more... )

Для закрытого христианства в высшей степени характерен и магизм. Об этом замечательно говорил однажды на Рождественских образовательных чтениях в Москве митрополит Кирилл (Гундяев).

«В день Крещения тысячи и тысячи людей идут за Святой водой. И часто приходят люди совершенно не верующие, чтобы взять Святую воду. И я спросил этих людей: а с каким чувством вы приходите в храм - зачем вы её берете, Святую воду? Вы её берете, надеясь, что Святая вода автоматически спасёт вас от греха или от беды, или от болезни? Вот это и есть магическое отношение к Святыне. Я могу быть мерзавцем, могу делать все что угодно, могу грабить, убивать, прелюбодействовать, обманывать, но выпил Святую воду - всё сработало. Вот это и есть магизм».

«Подход религии, - подчеркивает митрополит Кирилл, - в том, что человек - ответственный участник в деле своего спасения или в деле своей гибели. Магизм предполагает воздействие предметов, слов, чисел, которые действуют с непреодолимой силой и могут спасти или погубить человека. Вот в чем различие между магизмом и религией».

«Магизм, - не уставал повторять о. Александр, - привносит в религию слепую, почти маниакальную веру во всесилие ритуалов и заклятий», именно поэтому магизм всегда ведет к обрядоверию. При этом важно понимать, что «в магизме, - как писал о. Александр, - скрыто присутствует та духовная тенденция, которая коренится в первородном грехе человечества: поставить себя в центре мироздания и заставить служить себе его силы». «Поставить себя в центре мироздания», - подчеркивает о. Александр. Поэтому не случайно с магизмом и проистекающим из него обрядоверием легко уживается национальный эгоцентризм, шовинизм и ксенофобия.

Закрытое христианство представляет собой, если вспомнить знаменитую книгу Анри Бергсона «Два источника морали и религии» - Бергсона, о котором о. Александр всегда говорил как о философе, без сомнения, оказавшем на него влияние, - религию статического типа, отличающуюся существованием коллективных представлений, как правило, «озадачивающих индивидуальный разум», ведущей ролью ритуала и целой системой знаний и действий, которые предохраняли бы человека от воздействия на него зла. Типично для статической религии и наличие образа врага. Такая религия характерна для традиционалистских обществ.

В отличие от нее, динамическую религию (а следовательно, и открытое христианство) характеризует ( Read more... )